Час пробил

— В кабине не должно быть ничего лишнего, — миролюбиво разъяснил пилот. — Абсолютно ничего. Мой принцип, старина. Против цветов я ничего не имею. Даже рассчитываю ими любоваться впоследствии, когда кончится эта кутерьма.

В приемнике засвистели помехи, потом диктор продолжил: «У него двое детей и маленький домик в графстве Сассекс. Вот что он сказал вашему корреспонденту…»

— Это про парня, который прикрепил мину. Держу пари. Они это обожают. — Гурвиц протер приборы и внимательно посмотрел на жгут красных проводов, стянутых металлической скобой. — Выключай. Сейчас начнут травить. Кой черт нам слушать про его детей. Вот если бы они рассказали про его жену, а лучше — про то, что она там поделывает, пока он прикрепляет мины, а так… — он махнул рукой.

Байден послушно повернул черную ручку. Раздался мягкий щелчок: откровения отца двоих детей из графства Сассекс так и остались навсегда не известными капитанам Гурвицу и Байдену.

Медленно подошел Уиллер. От расположенного вдалеке гофрированного алюминиевого ангара к самолету устремилась открытая машина. Она была выкрашена буро-желтой краской, положенной пятнами, и, когда тронулась от стены кустов, показалось, поехал один из них, на удивление редкий по форме.

— А вторую что, потопили? — спросил Байден.

— Какую вторую? — Гурвиц явно не понимал, о чем речь. А он не любил не понимать кого-либо или чего-либо. Считал: скверная фигура — да, лысина — да, тупость — нет, ни в коем случае. Быть тупым уродцем — катастрофа. Быть умным и не очень привлекательным — пикантно. — Ты о чем? — уточнил он.

— Они же сказали, что отбуксировали две маленькие подлодки, а потом про вторую ни слова. — Байден щелкал блестящими тумблерами: проверял работу вечно перегревающегося блока питания.

— А-а! — с облегчением улыбнулся пилот. — Там же два крейсера стояли в проливе Джохор. Два. Этот «Такао» и еще «Наси». Видно, англичане хотели уговорить оба. Послали две «малышки». Со вторым ничего не вышло. Они о второй «малышке» — ни слова. Логично. Сообщение должно иметь товарный вид. Зачем своими руками в свою же бочку опускать ложку дегтя? По-моему, незачем.

— Я ничего не слышал про второй крейсер, — откровенно признался Байден.

— Газеты надо читать, — с явным превосходством заметил Гурвиц. — Если господь бог придумал газеты, то, надо полагать, для того, чтобы их читали.

Уиллер стоял у крыла и внимательно прислушивался. Потом поморщился, потрогал пятно на щеке и выпалил:

— Чушь!

— Что чушь? — повернулся к нему пилот.

— Все чушь! В особенности чушь, что надо читать газеты. Читать надо книги судеб, и чем скорее, тем лучше.

— Читай на здоровье, — пожал плечами Гурвиц. — Я вообще за чтение. Лишь бы человек читал. Неважно что: хочешь — газеты, хочешь — книгу судеб, хочешь — подписи в порнографических журналах. Лишь бы читал, а не нажимал вот сюда, — и он показал на блестевший от смазки пулемет Байдена.

Байден часто думал, что Гурвиц — знает он это или нет — профессиональный миротворец. Поссориться с ним без его на то соизволения было совершенно невозможно. Гибкий малый, ничего не скажешь. Хорошая голова. Лысая, но хорошая. Подумав об этом, Байден улыбнулся.

Гурвиц тут же улыбнулся в ответ:

— Рад, господа, что у всех прекрасное настроение. Ничто так не важно для успешного исхода операции, как хорошее настроение ее участников.

— А я думал, хороший стул важнее, — мрачно заметил Уиллер.

Не могу не согласиться, доктор. Я чуть было не упустил из виду важную составную часть хорошего настроения.

— Черт с вами! — Уиллер взмахом руки надвинул пилотку на глаза и наконец улыбнулся.

К самолету подъехала машина. Все трое перелезли через низкие бортики. Шофер дал газу, машина понеслась ио прямой.

Самолетом кто-нибудь займется? — обратился к шоферу Гурвиц,

— Да, сэр, — ответил водитель. — Сейчас подъедут ребята из технической службы. Опи задержались из-за машины. Забарахлил мотор.

— Ничего собе техническая служба! — процедил Уиллер. — Если у них барахлит мотор машины, что же ожидает двигатель самолета?

— Ничего страшного, сэр. В смысле самолета пе опасайтесь. Все будет о’кей. Машина — обиход, а самолет — работа. Сами понимаете, одно дело — предмет обихода, другое — ваша работа.

— С удовольствием выпил бы сегодня, — мечтательно произнес Байден.

— После десятого августа можно будет плавать в выпивке, а пока надо потерпеть, — Гурви. ц расстегнул клапан и вынул из него смятую бумажку.

— Откуда знаешь, что после десятого? — усомнился Байден.

— Как-никак я старший, — Гурвиц разгладил бумажку на коленях и начал читать, всем видом показывая, что больше разговаривать нс наморен.

В тысячах километров от несущегося по летному полю автомобиля, па Окинаве, в маленьком домике с бамбуковыми карнизами молодой полковник, чей малыш пил из ручья в Нью-Мексико, дожевывал очередной кусок ананаса. Рядом сидел переводчик.

— Все же зря «джапсы» отказались от капитуляции, — заметил полковник.

— Ну, как сказать. — Капитан Марден блаженствовал: отношения с полковником стали почти родственными.—

Как сказать, сэр. Неприлично, чтобы сам микадо открыл величественные врата Японии¹.