Час пробил

— Начали? — Он бросает мне на спину небольшой круглый камешек, я беру его — гладкий и кроваво-красный, — сжимаю в правой руке и отвечаю:,

— Начали!

Харт мечется по кабинету. От стены к стене, от окна к О1ромному несгораемому шкафу. Трудно было представить, что он окажется таким подвижным. Джоунс стоит, прислонясь к подоконнику. Он невозмутим. Джоунс плохо выглядит сегодня: лицо серое и прыщей больше, чем обычно. На рубашке — пятнышко.

• Все это миссис Уайтлоу отмечает, входя в кабинет. И то, что Харт почти небрежно кивает ей — обычно он излишне церемонен, — скупым жестом, без прибауток, предлагая сесть. Он как актер, который прекрасно движется по сцене, свободно и непринужденно меняя позы. У Элеоноры вдруг возникает ощущение, что перед ней разыгрывается отрепетированный спектакль, спектакль одного актера.

Харт — хороший актер. Умный. Он понимает, что может быть перебор в драматизации ситуации. Тем более что миссис Уайтлоу неизвестно пока, что произошло. Такая неизвестность в сочетании с затянувшимися метаниями на сцене может вызвать раздражение приглашенного зрителя. Харт все понимает и учитывает. Садится в крутящееся канцелярское кресло, вытирает лоб платком. Для Харта потеть — дело самое привычное/ но если бы он был взволнован как следует, вернее — как должно бы следовать из его метаний и неожиданного звонка Элеоноре, то можно было и не вытирать лоб.

— Сбежал ваш клиент! — Элеонора недоуменно молчит. — Сбежа сукин сын! Марио Лиджо сбежал! Все начинают его защищать, а со мной никто не считается. Я говорю — он преступник. Вот дерьмо! Едва не обобрал старушку Розалин. Угробил ее сына! В довершение сбежал. Вам-то хорошо. — Он внимательно смотрит на Элеонору. — Вам-то хорошо. Для вас теперь кончится вся эта морока. Чего теперь искать? Ясно, кто угробил Лоу! Мне и так было ясно с самого начала. Ищи теперь ветра в поле. Тю-тю. Знаю я таких. Его всюду прикроют…

— Так уж всюду? — прерывает Элеонора.

Она уже поняла, что генеральная линия спектакля, устроенного Хартом, совпадает с идеей спектакля, поставленного чуть ранее доктором Барнсом. Идея такова: откажитесь от следствия. То же советовал и Сол Розенталь. Какое единодушие!

Все-таки Харт не такой уж блестящий актер. Слишком большой заинтересованности он позволил прозвучать в словах, адресованных Элеоноре: «Вам-то хорошо! Для вас теперь кончится вся эта морока». Харт напирает:

— Прикроют, прикроют. Найти его теперь невероятно трудно.

Харт смотрит на миссис Уайтлоу. Если он неблестящий актер, то психолог все же неплохой. Он переиграл. И понял, что это не укрылось от Элеоноры.

Мгновенное переключение — Харт меняется. Он спокоен, даже расслаблен, смешлив, от его озабоченности не остается и следа. Молчание сейчас не в его пользу. Благо есть спасительный Джоунс.

— Эге! — крикнул Харт. — Бьюсь об заклад, что миссис Уайтлоу голодна! Мой звонок не дал ей поесть. Голодная женщина — ничуть не добрее голодного мужчины, что бы ни думали по этому поводу сами женщины. Принеси-ка нам чего-нибудь, — обращается он к Джоунсу. — Пожуем. И побольше попить. Мой движок вот-вот перегреется. — Харт шлепает ладонью по животу.

Джоунс выходит.

Элеонора видит на столе длинную черную дубинку, которую раньше не видела в кабинете Харта. Он перехватывает взгляд.

— Штуковина Джоунса, — он смотрит на увесистую резиновую палку. Понимает, что Элеонору интересует, не чья, а зачем она здесь. Припоминает, как внимательно всматривалась она, войдя в кабинет, в маленькое бурое пятнышко на рубашке Джоунса. Элеонора — одно слово: женщина — не могла не заметить, что рубашки у Джоунса всегда необычайной чистоты, в отличие от рук. Наверное, это предмет его гордости, тем более ей непонятно, почему сегодня рубашка Джоунса небезупречна. К тому же пятнышко. Нехорошее пятнышко. «Скорее всего, прошедшую ночь Джоунс провел не дома и не смог переодеть рубашку, — думает, наверное, она. — Где мог провести ночь такой человек, как Джоунс? Подруг у него, судя по взглядам, которыми он награждает женщин, нет. В известных заведениях не ночует. Где он был ночью?»

— При каких обстоятельствах бежал Лиджо? — Элеонора видит, что Харт прекрасно понял: она что-то подозревает.

Ока знает, что сейчас он изобразит недоумение. Так и есть.

— Вы о чем? — Харт как будто всецело погружен в размышления о предстоящей трапезе. — Ах, об этом типе! — Перед началом рассказа обер-полицейский Роктауна глубоко