Он махнул рукой и отвернулся.
— Это совсем другое дело. Ты же понимаешь: близкий человек и человек, с которым ты близок, потому что так удобнее или еще по каким-то обстоятельствам, — разные вещи.
— Сколько времени могу копаться в архиве?
— Чем скорее, тем лучше. Денег я дам. Это деньги человека, который поручил расследование.
— Не нужно. — Джерри наклонился и завязал шнурок ботинка. — Я давно собирался в столицу. Есть кое-какие дела.
— Приятные? — спросила Элеонора, шляпка совсем съехала ей па ухо и сейчас придавала вид озорной девочки-подростка.
— Как тебе сказать? — Джерри испытывал явное смущение.
— Как есть. Я все должна знать. Раз уж мы договорились навсегда оставаться близкими людьми, значит, я должна знать и о твоих привязанностях, и о разочарованиях, и об ошибках. Кто же тебя предостережет, если не я?
— Почему-то в моих предостережениях ты не нуждаешься?
— Я женщина. Мы более осторожны. Потом, предостерегать женщин — бессмысленно, а на некоторых мужчин предостережения действуют прямо-таки гипнотическим образом. И еще, Джерри, чтобы на работе никто не знал, куда ты поедешь. Или лучше, чтобы знали, но совсем не то, что на самом деле. И чтобы никто из сослуживцев не сомневался, что ты поехал туда, куда сказал. Придумай что-нибудь. Когда вернешься, не звони мне, на обратном пути сделай пересадку, а лучше две. Начну звонить тебе через три дня и до тех пор, пока не застану. Все.
— Могу задать вопрос? — Джерри волновался, кровь прилила к лицу.
— Конечно.
— Когда я был у тебя в последний раз, ты выставила меня и… и сказала, что я уже больше… что мы не будем… что вообще…
— Джерри! Ты невыносим, — Элеонора перевязала пояс потуже, поправила шляпку.
— Понимаешь, — начал Джерри, — у меня иногда бывает такое сильное чувство, так тянет…
— Не надо, не надо объяснять. Прекрасно понимаю. И у меня иногда бывает такое сильное чувство, и слава богу, что оно у нас бывает, но сейчас не время обсуждать все это.
Они поцеловались. Джерри поднялся, отряхнул пиджак и тихо сказал:
— Не понимаю почему, но мы действительно самые близкие люди.
Элеонора рассмеялась:
— Видишь, я права. Я всегда права, а разве можно жить с женщиной, которая всегда права? Конечно, нет. Так что ты поступил единственно верно, когда ушел. Выходит, и ты прав. Получается, что и ты прав, и я права — вот почему нам удается поддерживать прекрасные отношения.
— У меня когда-нибудь башка треснет от твоих разговоров!
Джерри взял ее за руку, несколько минут молча смотрел на ту скамейку. Только когда начал накрапывать дождь, они пошли в обратную сторону, по дороге договариваясь кое о каких мелочах.
Джерри был без машины. Сначала миссис Уайтлоу думала подбросить его, потом решила: не стоит, чтобы его видели в ее машине. Тем более что именно он поедет завтра в столицу. Распрощались у фонтана. В этот момент подача воды прекратилась, и чудище беспомощно застыло с открытым ртом. Дети закричали. Ретивые матери бросились выяснять, кто посмел лишить удовольствия их чад.
Харт сделал все, что мог, организовал поиски на широкую ногу. Все внушительно и профессионально. Доктор Кейси опознал тело Барнса. Когда доктор протягивал Харту официальное заключение, начальник полиции спросил:
— Как его расчленили?
— Циркулярной пилой.
Харт поморщился:
— До или после?
Кейси недоуменно взглянул на него.
— Конечно, после.
Харт облегченно вздохнул.
После кошмарной встречи с миссис Уайтлоу Сол Розенталь несколько раз порывался увидеться с Хартом наедине. Сол был совершенно растерян. Смерть Барнса потрясла его.
«Может, удрать? Нет. Они выкопают и из-под земли. Факт побега посчитают признанием. Признанием того, что
у Сола Розенталя рыло в пуху. Да, да, я знаю, что было тридцать пять лет назад, и потом я делал, что велели, выполнял отдельные поручения — так это, кажется, называется». Если говорить начистоту, зачем Дэвиду Лоу понадобилось, начиная с двадцати лет, переводить огромные суммы на счета тех организаций? Зачем? Он и войны-то не видел. И ничего не сделаешь, когда богатый сумасброд начинает раздавать денежки налево и направо. Нет, скорее, только налево. Лучше бы пил, гулял, развратничал, как его мама, например. Трудно понять, где правые, где виноватые: те, которые за вооружение, или те, кто против. Спроси любого с глазу на глаз, никто воевать не хочет. С другой стороны, подкармливать фрондирующих юнцов — антиправительственный акт.