Час пробил

Элеонора приготовила ужин. Делала она все быстро. Развернула прозрачный целлофан, вынула из плоского полистиролового контейнера две отбивные котлеты, и через несколько минут они, пышные и вкусно пахнущие, лежали на расписанных пастельными тонами тарелках: купцы в старинной гавани сходят с трапов старинных кораблей. Ей, конечно, пришлось внимательно следить за тем, как Нэнси управляется с ножом и вилкой, отвечать на какие-то ее вопросы, но из головы не выходил Барнс.

Барнс. За что его?.. Почему он сменил фамилию? А может быть, Харт и Розенталь — тоже? Она сделала такую крупную ставку на судьбу этих троих в деле Лоу, что даже выпустила из виду обстоятельства покушения на него. Прямо скажем, необычные обстоятельства. Следов так и не было, если не считать куски штукатурки, отбитые от потолка в том месте, где смертельно напуганный хозяин стрелял по чудовищному пауку и убийце в маске. Когда Элеонора заезжала к Дэвиду в последний раз, они и обговорили некий вариант, на который миссис Уайтлоу возлагала большие надежды.

— Мам, — Нэнси забралась ей на колени, — мам, ты меня любишь?

— Очень. — Элеонора прикусила мочку маленького розового уха. — Очень. Ты — все дйя меня. Ты — кусочек меня. Ты — это я.

— А дядя, который стал звонить каждый вечер, он не кусочек тебя?

Элеонора включила телевизор. Как ни игнорировала она дьявольски шумный ящик, надо признать — бывали ситуации, когда он ее здорово выручал. И сейчас на экране кто-то кого-то хватал, куда-то тащил, вопил, стрелял, все это сопровождалось душераздирающей какофонией и моментально отвлекло внимание девочки. Потом закрутили мультфильм из серии «Зайчик Багс», о пришельцах с Марса, и, даже не будь у пришельцев их мощных щупалец, из которых нельзя было вырваться, никто не смог бы оторвать Нэнси от экрана.

Элеонора взяла телефон, в нескольких местах подхватила длинный эластичный шнур и ушла к себе в комнату, тщательно прикрыв дверь.

— Джерри, добрый вечер, это я. Нам надо встретиться. Обязательно. Лучше завтра с утра. Ты сможешь исчезнуть с работы дня на два?.. Зачем? Я хочу предложить тебе кратковременный совместный отдых… Нет, нет, это не шаг к реставрации, не бойся. Просто почему бы нам не отдохнуть вдвоем? — Про отдых Элеонора говорила потому, что телефон могли прослушивать. — Ну ладно, откроюсь. Не трусь! Никуда мы не поедем, просто хочу просить о небольшом одолжении. С чем связано? Наверное, с тем, что если по-хорошему расстаешься с женой, надо быть готовым изредка оказывать ей небольшие услуги. Это скромная плата за удовольствие сказать в кругу близких друзей: «А у меня с бывшей женой великолепные отношения, как ни смешно, много лучше, чем когда мы были в браке». До завтра. Встретимся там, где ты сделал первый решительный шаг. Помнишь?.. Не надо, не надо произносить — вдруг назовешь не то, и я обижусь. Привет.

Джерри был, как всегда, пунктуален и уже сидел в баре.

Странно, размышляла Элеонора, глядя от дверей на его спину, в какие-то моменты он становился ей совершенно безразличен, в другие — она с трудом подавляла гнев и клокочущую ревность, представляя похождения Джерри, а нередко испытывала к нему удивительную нежность — нечто среднее между материнским обожанием и любовным романом первоклассников. С утра ее посетила именно нежность, поэтому она оделась согласно предписаниям последней моды: широкие плечи, пояс на талии, узкая прямая юбка. Подходящей случаю показалась элегантная конусообразная шляпка из гофрированного атласа. Она шла к ее волосам и светлым глазам.

Бар скрывался в зелени парка, примыкающего к терри

тории ипподрома. Когда Джерри ухаживал за ней, опи частенько сиживали на шумных трибунах, поедая кукурузные хлопья и дуя в пищалки, издающие пронзительные звуки. Потом они шли в глубь парка, находили самый необжитой уголок и часами целовались на скамейке, целовались до одури, невзирая ни на позднее время, ни на погоду.

Она положила руку ему на плечо, Джерри вздрогнул, соскочил с высокого табурета. Элеонора подставила губы, он коснулся их, и ее обдало волной терпкого горьковатого одеколона, запахом дорогого трубочного табака и конечно же воспоминаниями.

— Пить будешь? — Джерри кивнул в сторону стойки.

— Не-а. У меня сегодня тяжелый день.

— У тебя всегда тяжелые дни, когда я предлагаю вы пить.

— Что поделаешь? У одинокой женщины не может не быть тяжелых дней, причем постоянно. Кручусь. Выгляжу хорошо?

Джерри посмотрел сияющими от восторга глазами и выпалил:

— Как никогда!

— Знаешь почему? Потому что мне тяжело.

Элеонора круче сдвинула набок шляпку и, наклонившись к Джерри, прошептала:

— Пойдем на нашу скамеечку.

— На ту? — удивился Джерри. В этом парке у них были просто скамеечки и та скамеечка.

— На ту! На ту! — Элеонора потянула его за собой.