Час перед рассветом

Вскоре я перезнакомилась со всеми домочадцами Ниорта. Их оказалось много: его жена Мариса, полная, но очень подвижная дама, на которой лежали домашние дела, и трое взрослых детей. Старший сын Локард занимался тем, что обеспечивал аптеку необходимыми ингредиентами для лекарств, две дочери Ниорта — Лика и Дара — были травницами. Кроме того, Локард недавно женился, и его жена сейчас сама осваивала искусство приготовления лекарств. Но она работала в достаточно щадящем режиме, поскольку находилась на пятом месяце беременности. И была еще кухарка Грета, которая помогала Марисе с хозяйственными делами. Мое появление они восприняли слегка настороженно, но оспаривать решение главы семьи никто не стал. Довольно быстро все убедились, что я не воровка и не мошенница, и стали относиться ко мне более дружелюбно. Лика и Дара, с которыми мы часто работали на кухне (кухня в этом доме была большая, условно поделенная на две части — для готовки еды и для приготовления лекарств), пытались расспрашивать меня о моей жизни. Я отвечала уклончиво и душу не раскрывала. Они же сами, вместе с Марисой и женой Локарда, оценили мои домотканые платья, чепец, скрывавший целиком мои волосы, который я снимала, только когда оставалась в своей комнате одна, прикинули мой возраст — я была на четыре года старше Лики — и приняли меня за вдову, рано потерявшую мужа и теперь вынужденную зарабатывать на жизнь самостоятельно. Предложенная версия мне очень понравилась, и я подстраивалась под нее.

Они привыкли ко мне довольно быстро, и, когда мы работали, девушки охотно обсуждали кавалеров и свои житейские дела, нисколько не стесняясь меня. Я слушала их болтовню, но сама говорила мало — все-таки я сильно отличалась от них манерами и боялась выдать себя. В редкие свободные минуты я внимательно наблюдала за тем, как хлопочет на своей половине кухни Грета — навыков ведения хозяйства у меня не было абсолютно, а теперь, когда принцессой я больше не являлась, эти знания могли бы оказаться полезными. Та однажды заметила мой интерес, когда готовила жаркое на обед, и ворчливо осведомилась:

— Что это вы так следите за мной, госпожа Эржебета? По-вашему, я делаю что-то не так?

Я смутилась и торопливо потрясла головой:

— Нет, Грета, я просто смотрю, как это все делается.

В первый момент она мне не поверила.

— Вы ж сами были замужем! Чего это вы не умеете?

— Так я же знахарка, — пожала плечами я. — А хозяйством у нас с мужем всегда кухарка занималась.

Грета взглянула на меня по-новому — раз мы с мужем могли позволить себе прислугу, значит, не такая уж я и простушка — и добродушно сказала:

— Ладно, идите уж сюда. Смотрите, как это делается…

С тех пор она никогда не сердилась на мой повышенный интерес и часто комментировала свои действия вслух. Мне хотелось как-то отблагодарить ее, и незадолго до предполагаемого отъезда я вручила Грете банку с мазью для суставов — в дождливую погоду аптекарскую кухарку мучили приступы ревматизма. Та и не знала, как меня благодарить, и искренне не понимала, за что я ей так благодарна. Я и сама не знала. Просто она была человеком, который относился ко мне хорошо, не требуя ничего взамен. После двадцати трех лет дворцовой жизни простые человеческие чувства казались каким-то праздником.

Кроме этой семьи, я ни с кем не общалась. У Лики и Дары была компания подруг, с которыми они часто встречались, но в нее я не вошла. Семья Ниорта не удивлялась моему затворничеству — кажется, они думали, что я до сих пор оплакиваю мужа, — и относились с пониманием. Я была рада, что удалось так легко объяснить мой часто задумчивый и мрачный вид. Приготовление настоев не требовало больших умственных усилий, и у меня оставалось достаточно времени для тяжелых мыслей. Меня не отпускали видения бойни в лесу, исковерканные тела Стоуна и служанки. Меня бесконечно мучил вопрос: могла ли я так поступить с этими людьми? Как я вообще пошла на это? Ведь такое решение я приняла с холодной, ясной головой, хотя склонности к излишней жестокости у меня вроде никогда не было. Когда же мне удавалось отогнать от себя эти картины, на меня немедленно наваливались воспоминания о неделях в вампирском плену, ритуал «Кары Снотры» и люди, уничтоженные им, собственная смерть, слова Хель… Кстати, прошло уже столько времени, а богиня смерти никак не давала о себе знать. Что она от меня ждала? Что я должна буду выполнить для нее? Зачем она тогда спасла меня?

На фоне этих мыслей боль от предательства родных уже почти не ощущалась. Так, осталась горечь и неприятное, мерзкое ощущение опустошенности, но не больше. Потеря титула беспокоила меня меньше всего. Странно было осознавать себя никем, но это я легко смогу пережить. У меня уже получается приспособиться к новым условиям жизни, и вроде бы довольно неплохо. В конце концов, что хорошее ожидало бы меня, не случись этой войны? Да ничего, был бы все тот же дворцовый гадюшник во главе с моей мачехой. Или, как еще один вариант, династический брак с каким-нибудь принцем, которого я еще не успела отпугнуть. Неужели мне бы этого хотелось?