Час новгородской славы

Выпроводив людей старосты Педру, Амир бен-Ходжа сделал значительное лицо и вернулся к гостям.

— Ну, наконец-то тяжкие мои труды по выполнению вашей просьбы увенчались успехом! — торжественно сообщил он. — О вашем пропавшем Жоакине хорошо осведомлен некий Педру Рибейро — староста близлежащей деревушки, куда вы, если захотите, можете сейчас же отправиться. О, один Аллах ведает, каких трудов мне стоило раздобыть эти сведения. О!

Касым-ага кивнул и полез в кошель за деньгами. Одна, две… Десять. Получи, уважаемый.

Всего десять серебряных монет! За такой тяжкий труд!.. Ладно, шайтан с ними, пусть проваливают.

— Добренького вам пути, гости дорогие. Желаю, чтоб вы всегда были моими гостями… Забери вас шайтан!

Последнюю фразу Амир произнес, захлопнув за гостями калитку. До чего же противный этот старик Касым! И как похож на вяленую воблу, хоть употребляй с кислым вином, прости. Да и этот, Юсеф Геленди, — какой-то он никакой. Смуглый, тощий, носатый — и больше ничего запоминающегося. А в Магрибе смуглых и носатых — ложками есть можно. Ладно, шайтан с ними. Пусть прокатятся до деревни, бока порастрясут. Авось и узнают что. Лишь бы больше с подобными просьбами не наведывались.

Касым и Юсеф Геленди, взалкавшие чужих сокровищ, смогли, однако, здраво рассудить и отправиться в деревню утром. Наняли лошадей, ехали неспешно, беседовали. В частности, и о том, что делать с русоголовым пленником, скучающим в трюме. Хотели ведь его продать в Сеуте. В Бизерте и Оране некогда было — не хотелось в шторм попадать, пользовались и погодой, и попутным ветром. Хотели, да не стали. Сеута — крепость гяуров. И вдруг какие-то мавры будут там торговать белыми людьми! Но — одно дело Сеута, где никого почти не знаешь, а другое — Лиссабон-Лишбоа, где есть хорошие друзья в мавританском квартале. Да вот хоть тот же Амир. Пусть и толкнет кому-нибудь из своих белого невольника. Слишком тот беспокойный — однажды даже пришлось насильно напоить раствором опиума, уж слишком буянил.

— Продать, продать его немедленно, — говорил Юсеф Геленди. — Пусть Амир поможет.

— Нет, эфенди, — осторожничал Касым. — Не стоит его здесь продавать. Мало ли что! И так тут нас еле терпят. Лучше потом, на обратном пути. И что, мы его хорошо кормим? Да от такой еды я бы давно уже умер, так что ничего он нам не стоит. Ругается? Так предупредить надо, чтобы не ругался. А не поймет, можно и плетьми постегать для острастки. Нет, лишний раз тут светиться не надо.

— Ладно, Касым, делай как знаешь. Мне-то все равно, где от гнева Джафара скрываться, как, впрочем, и тебе. И кто ж на меня ему донес? Не знаешь?

— Знал бы — убил! — приложил руку к сердцу Касым, сделавший в Тунисе немало для того, чтобы опорочить Юсефа в глазах Джафара.

— Эх, Джафар, Джафар… — посетовал Юсеф Геленди. — Не было у него человека преданнее меня! И вот… поверил наветам!

— Все они такие. Нам с тобой, Юсеф, нужно всегда вместе держаться.

Вот и деревня. Заросли маквисов, холмы, замок с покосившейся башней. А вот и дом старосты.

— Уважаемый, нам посоветовал обратиться к тебе наш почтеннейший земляк, Амир бен-Ходжа. Он говорил нам о тебе много самых хороших слов.

— Амир? — староста зевнул. — Ну, знаю такого. Тот еще жучила. Так вы-то чего от меня хотите?

— Жительство сеньора Жоакина. Мы его друзья.

— Ага. Охотно верю. Самые лучшие. Слушайте, черные, шли бы вы отсюда. А будете надоедать — ребят с палками кликну.

— Не надо ребят. Мы бы могли заплатить, и щедро.

— Вот с этого бы и начинали! Ну, пошли в дом…

Пошли.

— Полста эшкудо, — объявил цену староста.

Начался торг. Были последовательно упомянуты черти, шайтаны, демоны, инкубы с суккубами и ифриты с ифритками. Упрямый староста так и не снизил цену. В конце концов мавры плюнули и отслюнявили деньги.

Пересчитав серебро, староста объяснил, где искать Жоакина.

— Еще пару монет, уважаемые, — понизил он голос, — и я вам поведаю, кто тут интересовался вашим Жоакином до вас. И даже подскажу, какой корабль наймут эти люди.

Олег Иваныч и Гриша спали на узких рундуках в кормовой каюте «Санта Анны». За стенкой, в каюте капитана, похрапывал сеньор Жоакин Марейра душ Сантуш. Ветер раздувал паруса. Бушприт каравеллы вспенивал темные зеленые волны.