Час ночи. Повести

В этот момент и подбежал Томилин.

Через минуту все было кончено.

Томилин железной хваткой рванул Анашина к себе так, что тот, задохнувшись, мгновенно обмяк в его объятиях.

Игорь, тяжело дыша, поднялся с земли. Из-под разорванной рубашки сочилась кровь.

Возбуждённо рыча, между ними вилась собака, не решаясь, однако, ни на кого кинуться.

- Вы понимаете, - взволнованно объяснял её хозяин. - Як охоте готовился. Как раз с ружьём возился. Вижу, бегут. Этот, а за ним вот он. Ну, я понял, что задержать надо. И как-то, не задумываясь, вывалил. А потом… Вы знаете, потом я их совершенно перепутал…

- В общем, спасибо вам, - хрипло сказал Игорь, заправляя рваную рубашку за пояс. - Вот только где мой пиджак?

- Лорд! - повелительно крикнул собаке её хозяин. - Ищи! - и он указал на Игоря.

Собака, словно обрадовавшись, что на неё, наконец, обратили внимание и хоть что-то стало ясно в этой человеческой сумятице, уткнула морду в траву и, вытянув прутом тонкий хвост, кинулась к забору.

Через минуту она приволокла мятый, истерзанный пиджак и положила его у ног хозяина.

- Великолепный, знаете, пёс, - гордо сказал тот, подавая пиджак Игорю. - Натаскан, правда, на птицу. Но вот видите…

Анашина повели к машине.

Через полчаса он уже сидел в кабинете Томилина. Допрос по поручению следователя вёл Виталий.

Игорь уехал в гостиницу. Надо было переодеться, промыть и перевязать руку и хоть немного успокоиться. Да и вообще этот допрос вести ему не полагалось, ведь он только что участвовал в схватке с Анашиным, и тот сейчас не ответил бы ни на один его вопрос.

Пока не ввели Анашина, Виталий внимательно оглядел перепачканную в крови руку друга и покачал головой.

- М-да. Метки на всю жизнь. Вот гад… хоть прививки от бешенства делай.

Тем не менее встретил он Анашина с самым невозмутимым видом.

- Ну что, Егор, будешь сам рассказывать? - спросил он.

- Нечего мне рассказывать, - зло огрызнулся тот, сверкнув глазами из-под спутанных волос, падавших ему на лоб. - А хватать будете, так прокурору жалобу подам.

- Ишь ты, какой учёный, - усмехнулся Виталий. - Как же тебя не хватать? Сам бы небось к нам не пришёл. Вон какого деру дал. А рассказывать тебе про свои дела большой радости нет. Это я понимаю. Но и ты пойми. Прежде чем до тебя добраться, мы длинный путь прошли. И много чего узнали. Со мной, например, в большой дружбе твой Антон был. Некоторое время, правда. Потом поссорились. Много чего он мне успел рассказать.

Анашин снова метнул на него враждебный и теперь уже насторожённый взгляд.

- Ладно. Я уж ваши песни знаю.

- Плохо знаешь. Врать мне незачем. Мне не только Антон про тебя рассказывал. И Пелагея Федоровна тоже. Ну и, конечно, Носов. «Два друга - метель да вьюга». Так, что ли?

- Не знаю.

- Нет, знаешь, - покачал головой. Виталий и, вытащив из кармана трубку, принялся не спеша набивать её. - Ты лучше облегчи душу. Легче жить с чистой душой-то. Тебе ведь ещё не поздно. Ты какого года-то?

- Сорок четвёртого… - буркнул Анашин.

- Ну, вот.

Анашин вдруг поднял голову и усмехнулся.

- Уговариваешь, начальник? А я уже битый, знаю. Раз уговариваешь, значит, ни хрена на меня нет, - и вдруг, вскочив, крикнул: - Давай прокурора!..

- Садись, - строго сказал Виталий. - Будет и прокурор.

Он с трудом сдержался, чтобы не сорваться, чтобы тоже не крикнуть, не ударить по этой наглой роже.

Но это был лишь один миг ослепляющей, поднявшейся откуда-то из глубины ярости. Нет, ни крикнуть, ни тем более ударить нельзя. Это можно было там, во дворе того дома, когда шла схватка. Но сейчас Анашин у него в руках. И эта вызывающая ухмылка, этот крик - все это от бессильной злости, от наглости, от привычки к рисовке. А внутри - только страх, мятущийся, зверем воющий страх. Ведь он-то, Анашин, знает все, что совершил, знает, что за это следует.

- Ладно, - сказал Виталий, овладевая собой. - Ладно. Ты потом все расскажешь, Егор. А пока кое-что расскажу я. Вот тогда и суди, знаю я тебя или нет.

Анашин развалился на стуле и насмешливо проговорил:

- Послушаю. Вот только закурить не найдётся?

Видно, он неправильно понял терпеливость Виталия, миролюбивый его тон, видно, решил, что и в самом деле «начальник» ничего не знает и сейчас начнёт упрашивать, умасливать, уговаривать.

- Сядь, как положено, - резко сказал Виталий. - Не в гости пришёл. А закурить дам. Держи.

Он рывком выдвинул ящик и кинул через стол Анашину начатую пачку сигарет. Потом, снова успокаиваясь, медленно и сосредоточенно раскурил свою трубку.

Анашин нарочито лениво подобрался на стуле, как бы делая снисхождение, и тоже закурил. При этом вид у него был слегка озадаченный и насторожённый. Все его худое, жилистое тело словно свернулось в жгут, как пружина, и каждый мускул в нем, каждый нерв напрягся в ожидании. Курил он жадно, короткими затяжками, будто стараясь побыстрее одурманить, успокоить себя.

- Ну так вот, - начал Виталий. - Слушай. Детдомовские вы с Антоном. Мать не знаете, отца тоже. Хотя Антон мать все-таки помнит. Красивая была, говорит. Весёлая.

- Довеселилась… - мрачно бросил Анашин.