Час нетопыря

— Но части бундесвера не могут, как вам известно, располагаться в приграничной полосе. Об этом говорится в Парижских соглашениях 1954 года.

— Да, действительно. Я об этом забыл, — говорит Пфейфер, и в его глазах появляется издевательский оттенок, что снова вызывает у канцлера подозрения и гнев. Черт его знает, что за игру ведет этот Пфейфер. Слава богу, теперь на эту тему выскажется армия. А военным канцлер безоговорочно доверяет.

— Хорошо, — Лютнер протягивает Пфейферу руку. — Я прощаюсь с вами, доктор. Прошу регулярно меня информировать. Будем надеяться, что ваше предположение насчет террористов не оправдается. Если же оно верно, нам с вами придется бесславно уйти в отставку. Не говоря уж о бедственных последствиях для нашей страны.

Ровно в 10 часов 35 минут, к ужасу терпеливо ожидающей приема фрау Швелленберг и разобиженных молодых людей из Майнца, в кабинет канцлера проходит министр обороны Петер Граудер. Не ожидая приглашения, он садится в кресло перед письменным столом, потом встает, словно напуганный собственной невоспитанностью, и громко начинает докладывать:

— Господин федеральный канцлер! На мне лежит печальная обязанность доложить вам о совершенно невероятном событии, которое, на мой взгляд, угрожает судьбам Федеративной Республики. Полагаю, что вы должны об этом узнать еще до сегодняшнего заседания правительства. Сегодня утром группа неизвестных лиц совершила нападение на Секретную базу № 6, находящуюся в районе оперативных действий 14-й Ганноверской механизированной дивизии. Нападавшие застрелили дежурного офицера и четырех солдат. Остальная часть караула, которая отдыхала после несения службы, отравлена неизвестным химическим препаратом. Система безопасности на базе полностью выведена из строя, чего мы совершенно не можем объяснить, так как теоретически это невозможно. Похищен один унтер-офицер, который — что придает делу особый оттенок — был сыном Арнима Паушке. Мы думаем, его похитили, так как до сих пор службу он нес безупречно и ничто не говорит о том, что он был в сговоре с налетчиками. Судя по тому, как четко проведена была операция и насколько сложное техническое оснащение использовалось ее участниками, у нас есть основания предполагать, что нападение совершила десантная группа противника или состоящие у него на службе диверсанты из числа гражданских лиц. Но самая большая опасность заключается в том, что напавшие вывезли с базы одиннадцать нейтронных боеголовок мощностью от половины до трехсот килотонн.

Лютнер бледнеет и встает из-за стола.

— Что вы сказали? Сколько боеголовок?

— Одиннадцать, господин канцлер.

— Вы в этом совершенно уверены?

— Разумеется, господин канцлер. На место происшествия направлен надежный и опытный офицер Генерального инспектората бундесвера. Четверть часа назад он передал мне эту информацию, основываясь на рапорте командира дивизии и собственных наблюдениях.

— Вы исключаете возможность какой-нибудь ошибки или недоразумения?

— В этих вопросах высшие офицеры, как правило, не ошибаются.

«Значит, так, — думает Лютнер. — У меня в руках бесспорное доказательство, что Ведомство по охране конституции готовит какой-то заговор. Используя подвернувшийся и до сих пор не нашедший объяснения случай, они решили присвоить десять нейтронных боеголовок. Военные наверняка говорят правду.

Нет. Это все-таки невозможно. Они бы никогда не ввязались в такое рискованное дело, прекрасно зная, что я прежде всего затребую мнение министерства обороны. Что-то тут не сходится. Но что? Что?»

— Господин министр, — спокойно, только чуточку медленнее, чем обычно, говорит канцлер, — где расположена Секретная база № 6?

— Между Бамбахом и Уппердингеном, в шести километрах на юго-восток от небольшого поселка Эшерпфар. Совсем недалеко от французской границы.

— Пожалуйста, еще точнее. Какой крупный город находится поблизости?

Министр смотрит на карту, но канцлер внезапно спрашивает:

— Далеко ли от этого места Майергоф?

— Около тридцати километров на запад от Эшерпфара. Почти у французской границы.

— То есть на запад от Эшерпфара?

— Да, точно на запад. Но почему, господин канцлер, вы спрашиваете про Майергоф?

— У меня есть свои причины. Слушаю вас, господин министр.

— Я скажу не слишком много, — продолжает Граудер. — Во всей этой странной истории есть множество неясностей, но лишь спустя какое-то время, скажем через несколько часов, я смогу вам представить подробный доклад.

— Например? Какие тут неясности?