Час льва

Его челюсть сжалась. Не она одна. По вечерам он скучал по тому удовольствию, которое получал, слушая о том, как она провела день, и рассказывая о своем. Большинство людей, будь то человек или оборотень, видели только бремя и боль в работе полицейского. Но эта маленькая женщина понимала, какое удовлетворение — умиротворение — приносит защита других. Виктория была женщиной, но у нее было сердце кахира.

Он знал, что хочет видеть ее своей парой — но не понимал, сколько радости она принесла в его жизнь.

Когда она сказала, что ушла с тропы, чтобы не столкнуться с ним или Калумом, то с таким же успехом могла бы вырвать его сердце. Алек оперся локтями на колени, пытаясь решить головоломку. Он был достаточно опытен, чтобы понять, что девушка заботится о нем, даже не осознавая, как смотрит на него с такой нежностью, и как вторгается в его личное пространство, впуская его в свое.

Почему она беспокоится о том, что может стать дикой?

Алек слушал ее ровное дыхание, отмечая, что Вик полностью расслаблена, что говорило о доверии. Неужели его злючка действительно думает, что она ни с кем не связана и не может любить? Как минимум, она была очень заботливой. Словно прожаренный зефир: снаружи хрустящая, внутри сладкая и мягкая.

Но Вик пыталась скрыть, что ей не всё равно, даже убедила себя в этом. Что-то заставило ее считать, что одной быть безопаснее. Поэтому она не делилась ни своим прошлым, ни своими эмоциями. Он улыбнулся, вспомнив, как она хотела, чтобы их занятие любовью было бы таким же поверхностным. Как же она ошибалась. Пришло время, чтобы этот маленький бывший человечек опустила все свои барьеры. Очевидно, они с Калумом должны были научить ее этому.

Протянув руку, Алек провел пальцем по ее упрямому подбородку, решимость поселилась внутри него. Боги предоставили им с братом еще один шанс завоевать ее, и на этот раз они не потерпят поражения.

* * *

Вик услышала эхо оружейных выстрелов, и пуля попала в мужчину рядом с ней с отвратительным звуком разрываемой плоти. Он застонал, отступая назад, кровь брызнула на землю. Мертв. Ее лицо было липким от пота и крови, во рту пересохло от песка. Солнце палило в безоблачном небе, а жара просто убивала. Вик поменяла направление, чтобы избежать груды обломков на дороге; самодельные взрывные устройства были повсюду. Одна бомба взорвалась позади, другая — перед ней. Виктория остановилась, сбитая столку. Где я? Девушка опустила глаза, ожидая увидеть собственную потрепанную багдадской пустыней форму, но… Черт возьми! Она стояла голая, на улице в окружении домов.

Сквозь грохот выстрелов послышалось рычание, и между зданиями появилась пантера. Винтовка выстрелила, и дикая кошка рухнула на тротуар, кровь стекала рекой по золотистому меху.

— Джейми! — Вик бросилась в ее сторону, но ноги не слушались.

Виктория вскинула голову. Она сидит? Девушка оглянулась в темноте, сжав руками одеяло. Кровать. Где я?

— Эй, эй, эй.

Мужчина в постели рядом с ней. Иисус, нет. Вик замахнулась.

Он поймал ее кулак своей большой рукой: — Кошмар, детка. Тебе снится кошмар. — Его голос был тихим и ровным. Странно успокаивающим. — Тссс, злючка, ты в безопасности.

— Алек?

— Только я. — Мужчина нежно убрал ее волосы с влажного лица. — Иди сюда, кариада. Я буду держать тебя, пока бугимены не уйдут (прим.: Бугимен — фольклорный персонаж, которым пугали непослушных детей жители Англии и Северной Америки).

Шериф откинулся на спину, притягивая к себе девушку.

— О, Боже, это было слишком реально.

Сердце Вик всё еще бешено колотилось, но тело потихоньку расслаблялось, когда Алек поглаживал ее по спине. Вздохнув, девушка положила голову ему на плечо.

— Другое дело, — пробормотал он ей на ухо. — Ты хочешь поговорить об этом или оставить как есть?

— Само пройдет, — прошептала она. Ее губы слегка изогнулись, когда она вспомнила одну деталь. — Знаешь, я слышала об этом, но никогда прежде не была голой во сне.

— Аа. — Мужчина улыбнулся. — Я не знал, что людям снятся такие сны. У оборотней это обычный ночной кошмар.

— Да? — Виктория вздрогнула, вспомнив, как на горе обернулась из кошки в человека и оказалась обнаженной. — Ой. Не сомневаюсь. — Она прижалась ближе к Алеку, положила одно колено на его бедро. Его тепло замечательно ощущалось ее охлажденной кожей. Кожа? — Ты меня раздел! Понятно, почему мне приснилось, что я голая.

Смех грохотал в его груди под ее ухом: — Ты даже не проснулась.

— Но…

— Я тоже разделся, — целомудренно заметил он. Как будто это что-то меняло. Его голос понизился, налился жаром. — И так уж случилось, ты мне нравишься без одежды.