Воспринял, ощутил, разглядел — слова смешались, и уже непонятно было, какое подходит больше. Главное, что из этого смыслового сырья сформировался образ, пригодный к употреблению.
Механизм истории проявился, показал себя Роберту.
Шлейфы причин и следствий тянулись за людьми, уходили в прошлое. Там они то бледнели и размывались, то опять обретали чёткость, А если смотреть на них особенно пристально, окрашивались эмоциями, вспыхивали, как хвосты у комет.
Предметы тоже оставляли в прошлом следы. Кольцо на пальце у Рыжего, например, прочерчивало сквозь время прерывистую кривую, которая светилась ярко и вызывающе, вплетаясь нитью в судьбы людей.
Роберт видел сейчас всё сразу — и то, что было, и то, что есть. Он лежал на полу бювета и при этом смотрел на источник сверху, снизу, со стороны — ракурсы менялись, дополняли друг друга и совмещались в стереоскопическую модель, которая была частью огромного, невообразимо сложного здания со множеством корпусов…
И да, чтобы перейти из одного корпуса в другой, не нужна была работа ногами. Требовалось сменить не физическое положение тела, а мысленную точку обзора. И если сделать всё правильно, то можно было себя увидеть уже не под куполом, который смонтировали машины, а в обычном бювете, построенном на краю такого же обычного города…
«Иду», — сказал Роберт Варе.
Время снова ускорилось.
Обломок крыши возобновил падение и через долю секунды рухнул на пол, но человека там уже не было.
Роберт покинул сказку.
И уже постфактум, как эхо, ощутил-увидел-воспринял то, что там случилось через пару мгновений после его ухода.
Рыжий выскочил за порог и подбежал к фургону. Оглянулся — стены бювета рушились, смерч плясал на обломках, ввинчивался в купол, и тот трещал, раскалывался по швам. Вихревой поток уплотнялся, ревел всё громче.
— Сейчас рванёт! — проорал технарь.
Рыжий прыгнул в фургон.
Но перед этим содрал с руки перстень, размахнулся и зашвырнул его в смерч, в ревущий поток истории.
Глава 23
Роберт открыл глаза и пошевелился — боль притупилась, двигаться стало легче. Кое-как он поднялся с пола. Воды вокруг не было, только пыль и мусор. Бювет был пуст и заброшен, но зато цел. Даже грязь на оконных стёклах порадовала — просто потому, что стёкла эти исправно держались в рамах, а не валялись повсюду в виде осколков.
Он отряхнулся, выбрался из бювета и, пошатываясь, побрёл по дорожкам. Встречные косились на него с некоторой опаской, но хотя бы не разбегались с визгом. Данный факт, учитывая текущие обстоятельства, можно было считать значительным достижением.
— Роберт!
Из «девятки», затормозившей на въезде в парк, выскочила Варя — подбежала к измочаленному историку, обхватила его руками. Он тоже обнял её, сказал:
— Я вернулся.
— Знаю… Но ты сначала был без сознания, докричаться я не могла… Выскочила из дома на трассу, попутку поймала…
— Понял. Спасибо.
Они доехали до его двора, поднялись в квартиру. Варя спросила:
— Как чувствуешь себя?
— Сносно.
— Оно и видно. Иди умойся — а то как будто в грязи лежал.
— Подкалываешь? Ну-ну. А говорили — совсем без юмора.
— Нахваталась от некоторых…
Когда он вышел из ванной, Варя была на кухне. На плите стояла кастрюля, в ней что-то булькало.
— Нам поесть надо, — сказала гостья, — силы восстановить. Хорошо хоть, продукты у тебя тут нашлись. Полуфабрикаты, правда, сплошные. Ты кроме них покупаешь что-нибудь?
— Лень. Ты лучше скажи, как там сейчас обстановка в сказке? Я вырубился, но ты же, наверно, всё рассмотрела.
Она, сев напротив, покачала головой:
— Нет, увидела совсем мало. Фургон отъехал, парни успели. Потом — дикий всплеск из источника через купол…
— Рыжий на это, кажется, и рассчитывал. Через купол — в машинный центр, чтобы всё сразу вырубить. Получилось?
— Не знаю. Всплеск был такой, что проход в тот мир заклинило наглухо. Туда больше нельзя заглянуть. Мне, по крайней мере, не удаётся. Мир Никиты как будто отмежевался, обособился от всех остальных…
— Плохо. Если он выпал из системы, то балансу — конец. Система пойдёт вразнос. Оставшиеся миры перемешаются окончательно.
— Вот я и боюсь, что завтра проснёмся, а на дворе — не пойми чего…
Они, не сговариваясь, посмотрели в окно, за которым садилось солнце.
— Роберт, — тихо сказала Варя, — я больше так не могу. Мы стараемся, но только всё портим… Погоди, не перебивай! Ты ведь и сам всё видишь… Чем сильнее мы суетимся, тем хуже становится, я устала…
— Варя, — сказал он, — не надо так. То есть, конечно, да, похвастаться пока нечем… Но мы ведь почти на ощупь работали, без подсказок! Не видели всю картину…
— Можно подумать, мы сейчас её видим.
— Она хотя бы начала проясняться. Сегодня в бювете, когда я в магию окунулся, была визуализация — совсем новая, не такая, как раньше. Вся эта система воспринимается по-другому, если правильно подойти… Прошлое и настоящее — вместе, в комплексе, их нельзя рассматривать по отдельности…
— Не обижайся, — сказала Варя, — но ты сейчас говоришь банальности. Мы же с тобой историки, нам это ещё в вузе преподавали. Прошлое влияет на настоящее…
— Да, влияет. А если ещё и наоборот?
— В смысле?