Час, когда придет Зуев

— Не знаю. Мы вот шли, вроде те места и не те. И зимник Воропаевский на своем месте, и сопки похожи, и тропа там, где ей положено. Но, понимаешь, я в целом местность как-то охватить не могу. Пятачок вокруг себя вижу, а дальше никак не сориентируюсь. Забыл, что ли… Но, думаю, не в этом дело. Все здесь как-то не так…

— Куда же нам теперь? — Волин почувствовал, что сквозь усталость и холод начинает пробиваться испуг. — Прикинь хорошенько. Видно же, что лесоразработок не было. С чего бы местности сильно измениться?

Налетевший неистовый порыв ветра тряхнул дерево, под которым они укрылись, сверху посыпался снег вперемешку с трухой.

— Ладно, вперед, — скомандовал Лобанов. — Надо до развилки добраться, где вторая тропа в чащу сворачивает. Там недалеко валун огромный в землю врос. Заметим. А не найдем — затаборимся где-нибудь. Это тебе не тридцать ниже нуля. Ни черта, прорвемся!

Они снова выбрались на тропу, с одной стороны подпертую марью, а с другой жмущуюся к стене леса. С заболоченной низины несло тучи снега, которые, ударяясь в грудь тайги, закручивались яростными ледяными водоворотами. Пробиться сквозь эту бесноватую слепящую круговерть казалось немыслимым. Но они все же дотащились до цели. Громадный древний валун возвышался над заснеженными зарослями осоки, словно туша замерзшего мамонта. Но сколько ни бродил Сергей взад-вперед вдоль трепещущего на ветру подлеска, сколько ни бороздил свежие заносы, нещадно бранясь и прикрывая лицо от хлестких веток, развилка не отыскивалась.

Тогда они двинули в заросли наугад. По крайней мере здесь не так свирепствовал ветер.

— Поблизости овражек должен быть, — прокричал Лобанов, оборачиваясь к Волину. — Попробуем в нем пересидеть. Ты как, живой еще?

Минут через двадцать, не найдя заветного овражка, они оба окончательно обессилели. Шумящий лес непроходимо теснился со всех сторон, затянутый темнотой и пробитый хлесткими жгутами снегопада. Направление потерялось безвозвратно, так что о возвращении на опушку нечего было и думать.

Колени у Волина подогнулись, и он опустился в снег. Жизнь, как казалось Алексею, чаще угнетала и обманывала его, чем дарила радостями, но он поперся за тридевять земель отнюдь не для того, чтобы вот так, по-глупому, свести с ней счеты.

«Дурак, ох и дурак!..» — мелькнуло в голове. Не к месту вспомнились Ларискины вареники, горячие, плавающие в янтарном растопленном масле. От этого к горлу подкатил ком, и Алексей закрыл лицо ладонями в мокрых, подернутых инеем перчатках.

— Надо выворотень искать, — услышал он голос Сергея. — Дерево поваленное. Под корнями всегда гротик образуется, в нем отлежимся, костерок разведем.

Какой, к черту, выворотень, какой гротик?! Интересно, найдут их когда-нибудь или нет? Ох и видок у них к тому времени образуется. Птички поклюют, мышки погрызут… Волина передернуло. Он представил собственный череп, скалящийся среди высоких лесных трав, и почувствовал, как где-то в животе начинает вспухать паника.

Лобанов вдруг замолчал и замер. Алексей открыл глаза. Сквозь полумрак он разглядел, что Сергей, вытянув шею и не шевелясь, вслушивается во что-то.

Алексея будто током ударило. Зверь? Медведь? Ему было известно, что тигры здесь не водятся. Но сейчас его одолела бы и росомаха.

— Эй! — окликнул он Лобанова.

— Тихо!

Волин послушно застыл, напрягая зрение и слух. И тут же уловил звук, от которого ему сделалось вовсе худо. Глухой далекий вой пробился сквозь пургу, прокатился по лесу и вонзился ледяными осколками Алексею в сердце.

«Конец, — подумал Волин, заходясь от ужаса, — волки! А у меня и ружья нет».

Далекий протяжный вой опять пронзил метель.

Возглас Лобанова поверг Алексея в изумление.

— Леха, живем!.. — Взглянув на друга, Сергей хохотнул: — Дурень, это же собака!

А ты решил — ну, заяц, погоди?..

Через минуту они уже перли напролом через мерзлые кусты, с треском проламываясь сквозь заледенелые сплетения веток. Снег разлетался из-под ног. Упругий хлыст, отведенный и неосторожно отпущенный Сергеевой рукой, чуть не выхлестнул Волину глаз, но Алексей не обратил на это внимания. Лес не хотел их пропускать, хватал за одежду, совал под ноги валежины, норовил повалить наземь. Но они упрямо брели сквозь кипящий снежный бульон, ориентируясь по время от времени повторявшемуся собачьему вою, пока наконец впереди не мелькнула едва различимая тускло-желтая точка — не то далекий фонарь, не то окно. Это придало им сил…

Вскоре друзья угодили в сплошной бурелом. Неведомый ураган переломил могучие стволы то у самой земли, то на высоте нескольких метров, так что остались торчать зловещие островерхие комли. Деревья были повалены во все стороны, будто среди них рвались снаряды и бомбы.

Видимость не позволяла определить масштабы порухи, но приятелям пришлось минут двадцать пробираться сквозь непроходимые фантастические завалы. Когда же те наконец остались позади, пошло мелколесье, вскоре сменившееся обширным пустырем.