— Ты мог бы жить и в доме, — спокойно заметил собеседник.
— Твой дом не мой дом. В твоем лесу у меня от силы пара собак, а здесь — их куча!
— А здесь — это где? — вкрадчиво спросили на той стороне.
— Ищи дурака! — Гончая ухмыльнулся. — Так я тебе и сказал!
На пару мгновений в трубке повисла тишина — лишь собаки рядом продолжали довольно урчать.
— Слышал, тебя уже ищут, — вновь заговорил собеседник, — и Синод, и Охотники. Найдут, и будет тебе несладко.
По просторному помещению разнесся глухой смех, отдаваясь эхом от старых, потрескавшихся стен.
— Пусть сначала найдут! Что могут
— Ну конечно, — в трубке послышался ехидный смешок, — у них же нет Волкодава.
— Не Волкодавом единым! — рыкнул Гончая.
— В общем, заканчивай маяться ерундой и возвращайся ко мне. Как друг о тебе забочусь.
— Ты забываешься, ищейка! Когда мы с тобой были друзьями?
Собаки рядом, перестав урчать, начали сердито поскуливать.
— Смотрю, ты совсем связь с реальностью потерял, — насмешливо констатировал собеседник.
Поморщившись, Гончая оттолкнул скулящих тварей прочь. Да какая реальность? Что
— Ладно, удачи тебе, — с иронией бросил собеседник и отключился.
Гончая с досадой откинул смартфон. Вот же прихвостень Волкодава! Когда его интересовала чужая удача? Только все веселье испортил.
Разговор с Садомиром вышел именно таким, как я и предполагал — все-таки не зря тот состав Ночных охотников считался легендарным.
— Зная его, — задумался отцовский приятель, сразу оценив ситуацию и без лишних слов перейдя к сути, — я бы предположил, что Гончая нашел самое кровавое место во всем Петербурге и в нем обосновался. Там, где он прячется, должно было произойти много смертей, иначе бы он туда не полез. Очень много смертей…
В трубке ненадолго повисла тишина — лишь было слышно, как глухо тявкал его бладхаунд, проснувшийся среди ночи вместе с хозяином.
— Гончим обычно нужно пространство, — продолжил тот, будто говоря сам с собой, — нужно место, где можно всласть побегать. Но конкретно эта Гончая будет забиваться в темные углы и глухие закоулки, потому что не любит показывать себя. Он не будет жить во дворце, даже если ему предложат. Выберет что-то просторное, но при этом уединенное и всеми забытое, где его оставят одного и он сможет творить все, что захочет…
Ну ясно, тихий угол для маньяка. Вот только тут таких тихих углов пять тысяч наименований — вон вся карта красными пятнами раскрашена, будто кровью залита.
— Кровь… — вдруг оживился Садомир, словно напал на какую-то мысль, как ищейка на след. — Точно! Он же не может обойтись без крови.
— Крови? — переспросил я.
— Знаете, в чем особенность его собак? Они очень тесно связаны с его душой, потому что в этих тварях течет не только скверна, но и его собственная кровь. Именно так он их создает, смешивая себя с Темнотой. Обычно для этого хватит и капли. Но и нам ее достаточно…
На той стороне довольно тявкнул бладхаунд, видимо, хозяин потрепал его за ухом.
— Так что, думаю, я смогу вам помочь, — подытожил барон. — Дайте мне полчаса…
Ответ пришел гораздо раньше — уже через четверть часа вместе с гостем, который появился у моих ворот. Курьер, отправленный Садомиром, передал мне небольшую бережно упакованную посылку, в каких обычно носят очень хрупкий груз. Стоило ее развернуть, как вокруг раздались изумленные ахи и охи — и под эти звуки я вытащил из коробки поблескивающий хрустальный шар. На первый взгляд, всего лишь изящная безделушка, но это если не знать суть.
Вещица была исключительная и безумно дорогая: этот маленький шарик стоил как несколько домов самых богатых аристократов столицы, и, даже имея такие деньги, его просто так не достанешь. Это эксклюзивный экземпляр — не то что в империи, по всему миру таких всего пара штук. Судя по изумлению сотрудников Синода, подобного не было даже у них — а вот ко мне один приехал, притом совершенно бесплатно и по первому требованию. Все-таки знал отец, с кем дружить.
Шарик в моих руках ярко сверкал в лунном свете, щедро проникающем в гостиную сквозь выбитые окна. Не теряя времени, я подошел к одной из темных вязких луж на полу, оставленных лопнувшими собаками, опустил вещицу туда и слегка подтолкнул. Шар немного прокатился вперед и завяз в черноте, как в болоте, а затем стал стремительно пропитываться ею, будто заливаясь изнутри. Темнота бешено закружилась за хрустальными стенками, и вскоре среди нее замелькали сочные алые вкрапления, пульсируя в ритме сердца — капли человеческой крови, найденные среди скверны.