Час героев

Контр-адмирал Бьюсак – если бы он мог – он бы убил этого штатского ублюдка. Но он понимал, что все его дальнейшие действия ничего не решат, только ухудшат ситуацию. Ему бы быть генералом на той, другой войне – когда против японцев просто бросали все, что есть, выскребали до донышка и побеждали. Но теперь был двадцать первый век. Не двадцатый.

У победы много отцов. Поражение – всегда сирота.

Квартира Щечко

Наверх поднялись пожарные – но делать тут им было уже нечего. Потерявший при штурме троих «двухсотыми» и одиннадцать человек «трехсотыми» капитан Берестянский, сам участвовавший в штурме, получивший еще одно ранение и контузию, сидел на ступеньках лестничного пролета и жадно курил. Такого страшного штурма он не мог припомнить даже в Чечне.

Уроды... всех бы выстроить у стенки и...

В квартире были пэпээсники, никого другого прислать на помощь не смогли. В городе продолжались перестрелки, остаточные группы террористов, оказывая отчаянное вооруженное сопротивление, прорывались к окраинам города. Недалеко отсюда военные выставляли оцепление у совершившего жесткую посадку в городе американского конвертоплана, самих американцев уже пленили и куда-то увезли. По тревоге подняли части Национальной гвардии, бронетранспортеры и бронемашины занимали позиции в ключевых точках города. У всех, кто был в курсе происходящего в городе, было четкое ощущение того, что начинается большая война.

– Товарищ капитан! – позвали его из квартиры. До этого там раздавалась какая-то возня.

Тяжело поднявшись, капитан затоптал бычок и направился в квартиру...

– Товарищ капитан, мы тут нашли кое-кого.

Пэпээсники нашли живого чеченца – когда ОМОН прорвался в квартиру, он, видимо, поняв, что дело плохо – забился в ванную и спрятался под трупами убитых ими людей. Только сейчас, обыскивая квартиру, пэпээсники нашли его и вытащили на кухню. Сейчас дух лежал на полу, на животе, один из полицейских поставил ему ногу на спину, чтобы не сбежал.

Капитан слишком устал и слишком сильно у него все болело, чтобы чему-то удивляться.

– Шмонали? Он же подорваться может.

– Шмонали. Вон!

На столе, среди всего – лежал срезанный матерчатый пояс с проводами.

– Кишка тонка шахидом-то стать.

Капитан кивнул неизвестно чему – и вышел из комнаты, посмотреть на то, что делается в квартире.

Перевернутая посуда, раздавленные сапогами куски рыбы на полу, разбитые, перевернутые тарелки, окурки, тяжелый запах горелого. Бычки, набитые вручную афганской коноплей...

Здесь духи жрали.

Детская комнатка со сбитой дверью, изгаженная следами от сапог – и мертвая шестилетняя девочка на полу. Раздавленная, обесчещенная, использованная и отброшенная в сторону, как листок бумаги, которым подтерлись в туалете.

Здесь духи развлекались.

Кровь в прихожей... крови столько, что она покрыла чуть ли не половину линолеума, который был застелен в прихожей. Жуткий запах крови и следы, рубчатые отпечатки грязных ботинок в этой жуткой бордовой луже.

Кровь на кухне, кровь на столе, кровь в ванной. В ванной...

Здесь духи убивали.

Россыпь гильз, сизый муар порохового дыма, исклеванные пулями стены, выломанные куски – тяжелая снайперская винтовка. Выбитые стекла, следы от пуль повсюду. Разбитая пулями мебель, расколотое зеркало.

Здесь духи подыхали.

– Товарищ капитан! А с этим-то что делать?

Капитан ОМОНа, который только что вышел из детской в прихожую – кивнул на дверь детской...

– Ты там был? Иди, глянь. И скажи – что за такое полагается.

Когда капитан выходил из взятой штурмом квартиры – за спиной истошно, тоненько, по-заячьи закричали. Полицейские из службы ППС потащили Анзора на балкон...

* * *

Денис Щечко и в самом деле в тот вечер был у Ани... точнее, не у Ани, у одного приятеля, у которого уехали родители и у которого была на пару часов свободная комната. Молодость... она молодость и есть.