— Позвольте и мне, господа, раскрыть перед вами свою душу и рассказать о том, отчего я оказался в ваших удаленных от безумной столичной суеты палестинах. Признаюсь честно, господа, в молодости я был отчаянным вольтерьянцем. Идеи свободы, равенства и братства без остатка поглотили мое воображение, да так, что я просто не мог более оставаться в России, не побывав на родине моего кумира, во Франции. Сделать это для меня не составляло особого труда, ведь мой родитель был дворянином и весьма состоятельным человеком, страстно увлеченным наукой и превыше всего ставящим ученость перед бездельным времяпровождением или военной службой. Поэтому, когда я заявил ему, что хочу получить образование в Сорбонне, он радостно приветствовал мое решение и обязался без всяких ограничений содержать меня, пока я буду учиться, предупредив при этом, что если я, в ущерб приобретению знаний, стану вести разгульный образ жизни, он немедленно откажет мне в помощи и даже не даст денег на возвращение домой. Конечно же, я полностью и искренне согласился со всеми условиями, представленными моим отцом и окрыленный скорейшим исполнением своей мечты, отправился в дорогу. Не буду занимать ваше внимание описанием путешествия и студенческой жизни. Замечу только, что все, о чем я мечтал, сбылось. Я ходил по улицам, по которым ходил Вольтер, я побывал у дома, где он жил и где навечно упокоился, я нашел товарищей, думающих так же как я, побывал на нескольких тайных встречах и даже был почти принят в некое революционное общество, планирующее свержение королевской династии Бурбонов и учреждение во Франции республики. Членство мое в сем обществе не состоялось по большей части оттого, что я под благовидным предлогом уклонился от оказанной мне чести. И не из страха оказаться без гроша в кармане, господа, нет, о предупреждении отца я вовсе не вспоминал, либо в тюрьме или на каторге, просто в это время мой ум был занят совершенно другими мыслями и идеями. Увлечением моим стала область сверхъестественного. Такому решительному повороту моих пристрастий немало способствовало знакомство с профессором Мартинсеном. Профессор читал курс по истории Египта, но не история была предметом его страсти. Мартинсен был знатоком и исследователем черной половины человеческой души. Так он представился, открывая нам суть своих изысканий. Астрология, алхимия, изучение еретических течений, демонология, культы античных богов, масоны, розенкрейцеры, баварские иллюминаты, поиск утраченных знаний, следов древних рас и манускриптов — вот в чем практиковался профессор многие годы. Достигнув в этой области недосягаемых для остальных высот, он стал непререкаемым авторитетом и несомненным специалистом в избранной им области знаний.
Выбрав несколько человек, профессор пригласил нас к себе домой и там, среди вещей загадочных, таинственных, необъяснимых и загадочных, открылся перед нами, предложив стать его учениками. Мы, пораженные увиденным и ошеломленные услышанным, без колебаний согласились. Поклявшись сохранять в тайне все увиденное и услышанное, мы покинули дом профессора. Таким образом, господа, я и еще несколько студентов стали помощниками профессора Мартинсена в его герметических изысканиях.
Надо сказать, что у профессора была разветвленная сеть агентов во многих странах. Они разыскивали, покупали и отправляли Мартинсену предметы, которые они считали достойными внимания профессора. Конечно, среди присланных вещей было много хлама, но попадались и настоящие бриллианты. Мартинсен сам поощрял инициативу агентов и не скупился на деньги. При этом профессор не выглядел состоятельным человеком, однако в деньгах не испытывал недостатка. Еще одна загадка, хотя, зная профессора, можно уверенно утверждать, что средства для своих исследований он получал с помощью философского камня.
Итак, господа, описав декорации, в которых будет происходить дальнейшее действие и познакомив вас с персонажами, я перехожу непосредственно к тому ужасному и судьбоносному проишествию, перевернувшему мою жизнь и сделавшему меня вечным скитальцем.
Однажды, когда мы под руководством профессора практиковались в составлении гороскопов, явился посыльный и передал Мартинсену небольшую посылку, упакованную в плотную темную ткань и перевязанную грубой витой веревкой, скрепленной в месте узла большой сургучной печатью. Сломав печать и развернув ткань, профессор извлек письмо и свиток. Писал его агент из Дамаска. Он сообщал, что приобрел свиток на базаре. Торговец долго торговался, прося за свиток слишком дорогую цену, утверждая, не много не мало, что это одна из книг Александрийской библиотеки, уцелевшая во время пожара, устроенного легионерами Цезаря во время штурма города. Осмотрев свиток, агент признал его действительную древность и, взяв на себя ответственность, купил, не слишком торгуясь. Мартинсен осторожно раскатал свиток. Склонившись над темной лентой пергамента, профессор внимательно рассматривал начертанные на нем письмена.