Чароплет

– Среди моих ровесников попадаются и мастера, – вздохнула с досадой Франческа. – Так что и мне следовало бы…

– По-прежнему не щадишь себя, магистра?

– Помалкивай, небесный дозорный, – велела она, поворачиваясь на бок. – Кто тут уже который год мечтает о капитанстве?

Сайрус притворился, будто не слышал.

– Что будем делать, когда окажемся в городе?

– Искать ту самую муху, которая увязла в паутине еще безнадежнее, чем мы.

– Никодимуса Марку, – невесело усмехнулся Сайрус.

Ветер за окном взвыл сильнее, по крыше забарабанил дождь.

– Этот Никодимус, он ведь какограф?

– М-м-м… – пробормотала Франческа, за годы целительской практики в совершенстве овладевшая умением засыпать, едва коснувшись головой подушки.

– А какографы – это те, кто творит заклинания задом наперед? Или заучивает в обратном порядке?

– Нет-нет, – Франческа перевернулась на другой бок. – Может, конечно, есть и такие… Но в основном они своим прикосновением заражают ошибками любой текст. Произнести про себя нужные магические слова они могут, но пишут их неправильно.

Соседняя кровать скрипнула под Сайрусом.

– Значит, какография в каком-то смысле сродни афазии?

Ноги Франчески свела секундная судорога, как часто бывало перед сном.

– Наверное… Сайрус, ты к чему ведешь?

– Не знаю. Просто… Может, Вивиан ошибалась, и афазию наслал вовсе не дракон? Может, ее наслал какограф-отступник?

– Давай обсудим… потом, – пробормотала Франческа.

– А точно какография – это не когда задом наперед?

– М-м-м…

Сайрус еще что-то говорил, но Франческа уже не разбирала. Убаюканная барабанной дробью дождя, она погрузилась в сон.

Вивиан молча прислушивалась к шагам иерофанта и целительницы, покидающих кают-компанию. Когда шаги затихли, она осталась сидеть в той же позе, но рука Лотанну с ее плеча исчезла. Судя по звуку, направился к двери.

– Ушли? – прошептала Вивиан, и утолки губ сами собой поползли вверх.

Ответом было фырканье – это Лотанну подавил смех, а потом все-таки разразился басовитым хохотом.

И тогда она тоже, не удержавшись, засмеялась в голос.

– Небесное пламя, Вив! – полушепотом восхитился Лотанну. – Ты нарочно, что ли? Юный Лотанну! Только что мысли не угадывает! Погасшая преисподняя, что за цирк?

– Создатель помилуй, я бы все отдала, чтобы увидеть лицо этого иерофанта, когда я с ним заигрывала.

– Бедняга! – ухмыльнулся Лотанну. – Он тут перед своей павой щеки надувает, а ты одним-единственным словом заставляешь их заалеть, как зад бабуина.

Вивиан затряслась от хохота, пришлось даже руку к груди приложить, чтобы унять участившееся дыхание.

– Ну не счастье ли оказаться здесь, вдали от всех распрей? Как в юности…

– В моей юности. О том, что творилось в мире во времена твоей юности, боюсь, исторических хроник не сохранилось.

– Не заводи меня, – усмехнулась Вивиан. – Я уже почти забыла, как прекрасно не испрашивать разрешения Долгого совета на каждый чих и не спорить до хрипоты, чем это чревато для будущего Альциона.

Соседний стул скрипнул под усевшимся Лотанну.

– Пламя ада, у меня Альцион уже в печенках сидит. Слава Создателю, все повернутые на пророчестве академики сейчас по уши заняты Огуном, а Долгий совет знать не знает, какие беседы мы тут ведем.

– Не знает и никогда не узнает. – Вивиан помолчала. – Удалось тебе присмотреться к городу во время полета?

Написанное Лотанну заклинание позволяло (как именно, для Вивиан оставалось загадкой) «разглядеть» четвертичные мысли других чарословов.

– Было три сущности в святилище, мысливших магическими текстами, но на таком расстоянии видно лишь контуры, – сообщил он с досадой.

Вивиан потерла подбородок, пытаясь представить, каково оно – различать чужие мысли. Лотанну как-то дал ей попробовать, набросив на голову тонкую золотую сетку, и тогда, в этом измененном состоянии сознания – гибрид мозговой деятельности и чар – она поняла. Она видела, как формируются в голове Лотанну четвертичные мысли; видела, как они зреют и растут в процессе беседы, как они объединяются с ее собственными четвертичными мыслями, образуя что-то новое.

Но как только Лотанну снял чары, способность исчезла. Вивиан тогда словно очнулась от сна – абсолютно логичного и понятного, но мгновенно превращающегося в бессмыслицу после пробуждения.

– Три сущности в святилище, порождающие четвертичные мысли… – задумчиво проговорила Вивиан. – Только в святилище? Больше нигде?

– Я не видел.

– В таком случае одну вычеркиваем – это канонистка.

– Определенно. Схожий рисунок я наблюдал у других мелких богов.

– А еще двое?

– У обоих рисунок мыслей был незнакомый, – припомнил Лотанну. – У более сильного, к тому же, достаточно тревожный. Стремительные мысли, закручивающиеся вихрем. У меня создалось впечатление власти и… уязвимости.

– Тайфон.

– В святилище?

Вивиан кивнула.

– Это подтверждает наши подозрения насчет Кейлы. А третий «мыслитель»?

Молчание.

– Обычно такая тишина означает, что ты хмуришься.

– Я хмурюсь.

– Давай я за тебя похмурюсь, а ты расскажешь про третьего.