Чароплет

— Спросим. Но хотелось бы выяснить, что еще такого особенного во Франческе, помимо лучезарного пратекста.

— Доподлинно известно, что яда у нее на языке на целый серпентарий хватит.

— Это точно, — усмехнулся Шеннон.

— Впрочем, тут ничего странного. Красивая женщина, привыкла отшивать приставал, которых не пугает тугая коса и высоко задранный нос. Эх, ей бы поменьше яду и побольше сведений о втором драконе…

— Как вышло, что за три года войны с Тайфоном мы ни разу не столкнулись с этим вторым?

— Не знаю. Но яркий праязык Франчески внушает мне надежду, что Дейдре действует обдуманно. Как же ослепительно она сияет!

— Полагаешь, с этим связана ее возможная способность противостоять второму дракону?

— Пока никак не полагаю.

Они замолчали. Никодимус сосредоточился на гребле — они как раз вошли в протоку. По обе стороны возвышались покрытые секвойным лесом холмы, темные и безмолвные.

— Так где, говоришь, твоя сестрица? — снова заговорил Шеннон.

— Согласно последним вестям от Амади, в Огуне — встречается с делегатами Звездопада и Звездной академии.

— Пытается предотвратить образование Лиги Звездопада?

— Похоже.

— При этом она послала сюда Лотанну и Вивиан Нийоль, — размышлял Шеннон. — Насчет Лотанну все ясно — особые таланты. Но Вивиан?

— Что вы о ней знаете?

— Мало, — пожал плечами старик. — Почти все время трудилась в цитадели Звездопада. Я о ней даже не слышал, пока меня не отправили в Звездную академию: расцвет ее славы совпал с закатом моей. По-моему, она одной из первых в Астрофеле вступила в антипророческую фракцию.

Никодимус сделал очередной гребок.

— Может, припугнуть Вивиан? Выиграем немного времени.

— Нет, пока не узнаем получше, что планирует Дейдре, не стоит, — возразил Шеннон, массируя веки согнутым костлявым пальцем.

У Никодимуса противно заныло под ложечкой — даром что он видел эти выпирающие кости не первый раз. Шеннон тает день ото дня.

— Магистр, каково это — встретить собственный призрак?

Лицо старика исказила страдальческая гримаса.

— Больно видеть, что он еще существует… и тянется ко мне. Я чувствую себя так… словно уже умер.

— Мы отвоюем изумруд. И тогда я исцелю вас от проклятия…

— И у меня будет уйма времени сотворить другой призрак. Помню, Никодимус, помню. И тоже надеюсь, — глухо и устало проговорил магистр.

Никодимус подавил порыв бросить весла и взять его за руку. Прикосновение лишь добавит старику язв.

— Магистр, вам нельзя сдаваться.

— Я не сдамся, мальчик мой, — помолчав, ответил Шеннон.

Никодимус изо всех сил старался не замечать разрастающуюся в груди черную дыру. Чтобы отвлечься, он представил себе изумруд. Отвоевать его, и конец недугу. Хоть бы получилось! Нужно удвоить усилия.

— Нам есть ради чего жить, — скомканно подвел итог своим мыслям Никодимус и сосредоточился на гребле. Погрузить весло, провести, вытащить, погрузить-провести-вытащить.

— Да, — надтреснутым голосом произнес Шеннон, закутываясь плотнее. — Есть ради чего.

Какое-то время они гребли в тишине. Потом ее нарушило неожиданно смешливое сопение Шеннона.

— Знаешь, по-моему, самое необычное во Франческе вовсе не праязык.

— Да?

— Да. Самое необычное в ней — твоя оценка. — Шеннон помолчал. — Такого за тобой никогда не водилось.

— Какого? — озадаченно нахмурился Никодимус.

— Ты назвал ее красивой.

Никодимус упустил весло.

Волчий ручей был узким продолжением протоки, змеящимся в Багряных горах. Он единственный из всех рукавов водохранилища тек в крутом каменном русле. Рыбаки сюда не совались, опасаясь, что из леса на них кинутся ликантропы. Однако в последние два года по берегам рыскали отнюдь не ликантропы. В полумиле к западу от ручья притаился кобольдский лагерь — хижины, укрытые в густой секвойной роще.

Никодимус, завернувшись в толстый шерстяной плед, сидел на каменном берегу, наблюдая за рыбачащими учениками. Шеннон по просьбе Яша наколдовал несколько огненных светляков на стебель саванной травы, и теперь кто-то из кобольдов помахивал светящейся приманкой над водой, а Жила с Кремнем распластались на каменном карнизе.

Никодимус видел наполняющую водохранилище жизнь. Рассеянный в воде планктон не только придавал ей видимый обычным глазом зеленоватый цвет, но и пропитывал сиянием праязыка. Сквозь это слабое свечение проступали более яркие очертания рыб, привлеченных танцующими над водой светляками.

— Отчего рыбы плывут на свет? — пропел над ухом чей-то ласковый голос. — Ведь их там ничего хорошего не ждет.

— Богиня! — приветствовал Никодимус Боанн — нагорское божество, сделавшее Дейдре своей аватарой. Оставшись без ковчега, почти целиком уничтоженного Тайфоном, молодая богиня истаяла почти до эфемерности — но глаза по-прежнему светились лазурью, а волосы пенились горным ручьем. Пышные зеленые одежды раздувались, словно богиня шла по колено в воде.

Вокруг безмолвствовал лес: кроме капель с ветвей, ни звука. Дождь прекратился, ветер утихал.

— Шеннон поведал мне о ваших дневных злоключениях, — продолжала Боанн. — Я попыталась разгадать планы Дейдре, но, боюсь, глубже проникнуть в ее мысли мне не удалось.

Никодимус кивнул. Боанн села рядом.