Чароплет

— У Сайруса другое предложение. Если вы доставите его в сад ветров, он убедит маршала, что зреющий политеистический бунт угрожает власти Селесты. Не знаю, впрочем, собирается ли он упоминать демона. Дело трудное, но…

— Гиблое, — перебил Никодимус. — Учитывая, что Вивиан прилетела в Авил на «кречете», Небесный двор наверняка заодно с Астрофелом. И жаждут моей смерти.

— Да на вас, я погляжу, у всех зуб.

— Лишь бы не пустили в ход.

— Так вот, Сайрусу не обязательно упоминать вас. Вам вообще не обязательно тут находиться. Мы можем тайно вывезти вас с учениками куда-нибудь подальше. Подумайте. Пусть с Тайфоном разбирается верховная богиня Селеста и божественно разделывает его под орех.

Никодимус не ответил. Франческа ждала потока предсказуемых возражений, но не услышала ни единого слова. Она обернулась. Никодимус, как и прежде, всматривался в травяной океан. Привычно замкнутое лицо омрачала какая-то тень обреченности. Или печали?

— Что такое?

— Мне нужно сперва посоветоваться с магистром Шенноном, — не оборачиваясь, ответил Никодимус.

— У вас имеются сомнения?

— В Авиле много жителей.

— Почти сорок тысяч.

— Я боюсь, как бы Тайфон не пошел громить город, прежде чем Селеста успеет нанести удар. И в той же мере боюсь, как бы Селеста не разнесла Авил по камушку в попытке разделаться с Тайфоном.

— Действительно, как я могла забыть? Ведь изумруд сразу сделает вас Создателем во плоти, и вы по очереди выколете демону оба глаза непомерно задранным носом.

Никодимус поперхнулся.

— Изъясняться без искрометных метафор вам гордость не позволяет? Или опасаетесь, что голова лопнет?

— Не знаю, не пробовала, — уголками губ улыбнулась Франческа.

— Мои ученики теперь за вас горой после исцеления Жилы, так что с радостью придержат вам голову, если решитесь на этот рискованный эксперимент.

— Нет, спасибо. Боюсь уронить себя.

Никодимус усмехнулся.

— И потом, безотносительно метафор, — если жить без огня или, иначе говоря, без эмоций, зачем вообще жить? — горячо продолжила Франческа.

— Похоже, ваше истинное призвание вовсе не врачевание, а философия.

— Философия непродуктивна. Породишь идею, и что дальше? А вот вылечишь сломанную ногу какой-нибудь девице, она проживет подольше и, если всевышний даст, еще внуков понянчит.

— Мне казалось, в философии одна идея ведет к другой, а две идеи превращаются в концепцию. Так что, по моему глубоко выношенному убеждению, философия еще как продуктивна.

— У вас не может быть ничего выношенного.

— Это почему?

— Вы мужчина.

— И что с того?

— У вас нет органа для вынашивания.

— И какой же орган, кроме мозга, для этого требуется? — ухмыльнулся Никодимус.

— Станете постарше, скажу.

— Мне тридцать пять.

— Значит, вас уже должны были просветить.

— Не делайте из меня младенца.

— Чревато последствиями?

— Плодите смыслы?

— Нет, что вы. Эту идею я подавила в зародыше.

Никодимус хохотнул.

— Хорошо иногда вот так с кем-нибудь поиграть словами. Магистр болен, ему сейчас не до игр. А ученики… скажем так, у кобольдов любая словесная потасовка перерастает в драку.

— А Сайрус начинает злиться, когда меня заносит, — вздохнула Франческа.

— Ну, если других поводов для ссор у вас нет, то вы идеальная пара.

Франческа оглянулась — Никодимус расплывался в лукавой улыбке. Она отвела взгляд.

— Так что, доставите Сайруса к садовой башне?

— Я поговорю с магистром.

Франческа посмотрела на него снова — улыбка никуда не делась, но пропиталась горечью.

— У вас есть какие-то веские причины опасаться встречи Сайруса с ветряным маршалом?

Никодимус прошел несколько шагов в молчании.

— Наверное, нет.

— А не веские?

— Только… только изумруд… Если вы обратитесь к Селесте, мне его уже не получить.

— Да, точно, изумруд. Ваша недостающая часть. Та самая, без которой вам не бывать великим спасителем.

— Да, та самая, — обреченно выговорил Никодимус. — Та самая, которая могла бы победить Тайфона или хотя бы освободить Дейдре, когда несчастная была еще жива. И исцелить магистра, пока еще не поздно.

Эта обреченность Франческу почему-то возмутила.

— А если кто-то еще способен победить Тайфона и исцелить Шеннона?

— Я был бы счастлив.

— Но все равно хотели бы заполучить изумруд?

Никодимус помолчал.

— Почему бы нет. Без него я ущербен.

— А если ваша ущербность не беда?

— Что вы хотите от меня услышать, магистра? — В голосе Никодимуса впервые прорезалась злость. — Что я готов отказаться от изумруда, лишь бы Тайфон был мертв, а Шеннон исцелился? Разумеется, готов.

— Разумеется, — поспешно кивнула Франческа, испугавшись, что перегнула палку. — Просто интересно, каким бы вы были без этой одержимости изумрудом.

Никодимус не ответил.

— Ничего, не обращайте внимания. Просто задумалась — о том, чего нам не хватает для полного счастья.

Франческе действительно вспомнилось встреченное с досадой назначение в захолустную авильскую лечебницу. И странные уколы зависти в обществе могущественных волшебниц вроде Вивиан.

— А я думаю лишь о том, как поддержать борьбу с Тайфоном и жизнь магистра Шеннона.

— Может, я как целитель сумею что-нибудь сделать для вашего наставника?