Чародей

— Знаете, я завидую Юрию Николаевичу, получившему в вашем лице такую настойчивую заступницу. Не каждый может это заслужить. Я такой заступницы никогда не имел, и, боюсь, что не заимею. Жена не замечает во мне мешка талантов.

— Вместо десяти мешков с талантами у вас есть большая и умная душа… Это очень редкий дар. Жена это понимает и тянется за вами.

— Спасибо. Вы, оказывается, умеете говорить комплименты.

— Это не комплимент, а констатация истины.

— Вдвойне приятно. Рецептик вашего кваса я записал, постараемся с женой его соорудить. Запас отрубей у нас есть. До свидания, дорогая Татьяна Павловна! Жаль, что вы попали в такую неприятную ситуацию. Всего доброго.

— И вам всего самого доброго. Да, вот о чем я сейчас подумала. Если бы Юрий был один виноват в развале той семьи, он сказал бы мне обязательно. Значит, виновата Лида. Молчит, потому что ему противно в своих несчастьях обвинять женщину.

— По-видимому, вы правы. Если ваша характеристика верна, по-другорму он поступить не мог. Но это дела не меняет.

Андрей Игнатьевич уехал, и посыпались напасти, только успевай разгребать.

Надежда Алексеевна налетела на мою маму в магазине:

— Плохо смотришь за своей дочкой, Степановна! Довертелась хвостом, что вскружила Юрке голову. Жена приехала, а он и не смотрит на нее! Никак не оторвется от потаскухи. Так и передайте ей: на порог не пущу, у меня уже есть невестка и внучка… Скоро погонят сучку с директорства, а там, Бог даст, и из учителей тоже.

Мама пришла из магазина вся в слезах, с пустыми руками. Она ожидала этого, но все равно позор был невыносим. Привыкла, что меня только хвалили, а тут такое…

И Текля передала через маму, чтобы я явилась к ней на кухню для серьезного разговора. Партийная организация поручила ей, как другу семьи, провести со мной воспитательную беседу. Я, директор, соблазнила женатого учителя на прелюбодеяние, поэтому должна понести суровое наказание за развал семьи фронтовиков, имеющих ребенка. Пока не поздно, мне нужно одуматься. На головомойку к Текле я, конечно, не пошла.

А на Юрия обрушились мать и сестры. Ему было заявлено, что если он, непутевый, не вернется в семью, то потеряет дочку, жену, сестер и мать. Такой прощелыга им не нужен.

— А эту курву я еще прищучу, вылетит она и из директоров и из учителей! — грозно произнесла Надежда Алексеевна.

— Только попробуйте! — вскричал Юрий. — В тот же день меня не будет! Уедем, куда глаза глядят! Жену свою я в обиду не дам! Запомните: Таня — моя жена, и другой у меня не было и не будет! Я всю жизнь ее искал. Нашел, наконец, а нас раздирают в разные стороны! И кто? Родные сестры и мать! Ну, как я должен теперь относиться к вам? Уедем — не вернусь! Вы меня уже допекли…

Лида не проронила ни слова. В глазах ее змеей свернулась решимость.

Юрий потребовал, чтобы мать и сестры отказались от своих намерений подлавливать меня с мамой и устраивать нам скандалы. Кроме того, чтобы ни от кого никуда не было никаких заявлений, так или иначе порочащих наши с Юрием отношения.

И без их заявлений машина расправы над ослушниками стала стремительно набирать обороты.

Не дождавшись меня в своей резиденции, Текля сама явилась ко мне в учительскую, но прежде обошла классы, заглянула в сарай и столярку.

— В начальники вышла, Оксана Потаповна, проверяешь качество ремонта? Может и учебные планы показать? — спросила я насмешливо.

— Та ни, Тытяна, так зайшла… Спытать хочу, чого ты причепылась к женатому мужику? Охолонь! На що тоби така морока! Я все знаю… Ну, шо було, то пройшло… Тепер ничого ны буде… Так? Ну, чого мовчиш? Хочеш, шоб тоби плювалы на партийном собрании? Охолонь, кажу! Остатний раз пытаю: кинець чиплятысь чи дали будеш позорыть себе и маты? Подумай, шо тоби буде!..

С Юрием пытался поговорить вернувшийся из отпуска парторг — кладовщик, но Юрий послал его вниз по матушке по Волге.

В корпусах детского дома подходил к концу ремонт, который производило местное СМУ. Воспитатели по очереди спускались из лагеря, чтобы подготовить помещения к приезду детей. На неделю приехала Женька. Она принесла на хвосте три новости. Первая: Юрий обвинил Лиду в измене. Нашел какую-то записку, застал кого-то у нее в гостях, а неожиданно вернувшись, обнаружил забытые кем-то мужские часы. Лида клянется — божится, что чиста перед ним, но он не верит.

Вторая: Лида умыкнула из забытого им пиджака записную книжку со стихами обо мне и нашей любви. Ушла в сад, села там на сделанную Юрием скамейку, читала и думала. Может быть, плакала, а потом заявила, что начнет собираться обратно. С Юрием они договорились, ее здесь ничто не держит. Он в этой задрипанной пигалице нашел свой идеал. Ей таких стихов не писал, значит, не любил и теперь уж не полюбит. Аня, читая стихи брата, заливалась слезами от жалости и сочувствия к его судьбе. С этого момента она стала моей союзницей. Надежда Алексеевна тоже пробежала внимательными глазами все стихи сына и спросила у Лиды:

— Ну, что теперь?