Джон-Том принялся было считать про себя, но на цифре семь сдался.
— Насколько я понял, ты не догадываешься о том, что сейчас творилось внизу?
Банкан слегка напрягся.
— Нет. А что?
— Ты наголову разгромил кухню собственной матери. А что сделал с самой матерью — словами не передать.
— Чего? Я? На что ты намекаешь?
— Опять баловался чаропением?
Банкан отвернулся.
— Сколько раз я запрещал тебе заниматься этим дома?
На лице юного Меривезера отразилась досада.
— Ну, а где прикажешь репетировать?
— У реки. В Колоколесье. За школой. Где угодно, только не дома. Здесь опасно. — Голос Джон-Тома смягчился. — Банкан, у тебя неплохой природный дар. На дуаре ты, может, даже получше меня играешь. Что же касается пения… Над текстами надо работать и работать. И над голосом. Мне понадобилось восемнадцать лет, чтобы овладеть им как следует. А ты почти не контролируешь высоту и тональность. Правда, иногда это бывает несущественно.
— Спасибо, папа, — саркастично бросил Банкан, — за вотум доверия.
— Сынок, не у всех есть навыки, необходимые для волшебства и тем более для чаропения. Очень даже может оказаться, что, несмотря на явный музыкальный талант, твое истинное предназначение — в другом. Конечно, хорошо быть классным дуаристом…
Банкан задрал нос, давая понять, что комплимент принят.
— Но если это не подкреплено добротной текстовкой, последствия могут оказаться непредсказуемыми, а то и смертельно опасными.
— Папа, ты слишком долго водил дружбу с Клотагорбом.
— Ладно, выражусь иначе. Чтоб больше этого безобразия не было! — Джон-Том встал. — А теперь спустись и помоги матери.
— Ты хочешь сказать, из-за моего пения… — неуверенно начал Банкан.
Джон-Том кивнул.
— Демоны, дьяволы, бесы, злые духи — полная коллекция мерзкой нечисти. Там сущий ад.
Банкан встал и двинулся следом за отцом, сарказм уступил место раскаянию.
— Пап, я правда не хотел. Стерегся, думал, все будет норма-лек. Ты скажешь маме, что я не хотел?
— Сам скажешь. — Джон-Том отворил дверь и вышел в коридор. — Банкан, этим выходкам пора положить конец. У тебя слишком мало опыта, чтобы играть в такие игры. Особенно дома. А вдруг освободишь Чудовище-Под-Кроваткой?
Банкан тащился следом.
— Да что ты, пап? Нет у меня под койкой никаких чудовищ.
— Откуда такая уверенность? У каждого ребенка младше двадцати лет живет под кроватью чудовище.
Сын поразмыслил над словами Джон-Тома.
— Пап, а у тебя оно жило, когда ты был маленьким?
— Я же говорю, тут исключений не бывает. Просто я в твоем возрасте об этом не знал. Мое чудище, — добавил Джон-Том, спускаясь по лестнице, — было все в бородавках и язвах и мечтало напичкать меня баклажанами. Я терпеть не мог баклажаны. И сейчас ненавижу. — Они задержались у кладовки. — Думаю, по убеждениям оно было республиканцем. Все, больше никакого чаропения. Нигде и никогда. Пока не окрепнет голос.
— Но, пап…
— Никаких «но»!
— Ненавижу уроки пения. Сидишь часами за партой, слушаешь глупую соловьиху. На что это мне, пап? Я ж не птица.
— Миссис Неласвист учитывает ограниченные возможности своих учеников. Она очень терпелива. — «Станешь тут терпеливой, — подумал Джон-Том, — с такими, как Банкан». — И с ее помощью ты непременно освоишь искусство вокала, конечно, если постараешься. Из лентяев и неучей чаропевцы не получаются. Или думаешь, достаточно захотеть, и силы Запределья кинутся плясать под твою дуару? Да не приди я вовремя домой, твоя мать лежала бы сейчас растерзанная в клочья, с мечом в одной руке и веником в другой.
Банкан хихикнул.
— Боевая у меня мамуля. Такая кончина как раз в ее вкусе.
— Банкан, я говорю совершенно серьезно. Впредь никакого чаропения, пока не поставишь голос и не научишься сочинять приличные тексты.
— А-а! Да разве можно этого добиться, работая с закостенелым песенным старьем?
Сей горестный упрек потряс отца.
— Банкан! «Закостенелое песенное старье», как ты изволил выразиться, классика моего мира. Добротный, крепкий, солидный рок. С его помощью я сотворил уйму всяких чудес. Это прекрасная основа для чаропения.
— Пап, может, тебе и дороги эти песенки, но я-то к ним какое отношение имею? Надоело! Волшебные они или нет — вот где уже сидят. Что удивительного в том, что я себя не контролирую? Просто все это — не мое.
— Значит, надо, чтобы стало твое. А не контролируешь ты себя потому, что тебе восемнадцать, ты упрямый, наивный и неопытный, но при этом убежден, что знаешь все на свете. Может, тебе лучше подыскать другой инструмент?
Банкан зло глянул на отца.
— Но ведь у тебя только с дуарой волшебство получается.
— Правильно. Значит, надо испробовать что-нибудь принципиально другое. Резьбу по дереву, к примеру. Могу договориться с сусликом Генраком, он охотно возьмет тебя в подмастерья. Освоишь полезное ремесло. Что в этом постыдного?
— Пап, я хочу стать чаропевцем. Проблема в репертуаре, а не в моих музыкальных способностях.