Чародей с гитарой. Том 1

— Хозяин, — воскликнул Сорбл, который парил под потолком, не желая карабкаться по дебрям обломков, — какой психопат нападал на нас всю дорогу, чтобы в конце концов бросить на произвол судьбы свой собственный дом?

— Это нам, в частности, и предстоит выяснить, ученик.

— Смотрите! — Дормас внезапно остановилась.

— Что? — спросил Джон-Том, недоуменно озираясь по сторонам.

— Что-что, — передразнила лошачиха. — Иногда я начинаю жалеть, что у меня нет рук. Попробовали бы, каково показывать копытом. Вон там, слева, что-то двигалось.

— Айда! — гаркнул Мадж, ринулся было в направлении, указанном Дормас, но тут же опомнился и пробормотал: — Что я, совсем спятил, что ли?

Он подождал товарищей, пропустил вперед Колина с Джон-Томом и последовал за ними куда более размеренной походкой.

— Мы находимся в скале, — объявил Клотагорб, первым заметивший, что деревянный свод над головами сменился каменным. — Выходит, эта крепость значительно больше, чем выглядит снаружи. Интересно, кто построил ее и когда? Наружные стены воздвигнуты сравнительно недавно, однако сие сооружение восходит, насколько я могу судить, чуть ли не к доисторическим временам. То, что снаружи, для него — как маска.

— Хозяин, я что-то слышал, — сообщил Сорбл. Путешественники мгновенно приготовились к схватке.

— Сколько их там? — справился Мадж.

— Я слышал не шаги, — отозвался филин, — а что-то вроде песни.

— Куда? — спросил Джон-Том у Сорбла.

Коридор впереди раздваивался. Мрачный тоннель справа уводил вниз и производил не слишком благоприятное впечатление. Тот, что ответвлялся влево, был освещен одним-единственным факелом. Джон-Том испытал громадное облегчение, когда филин кивнул именно в ту сторону. Ведь с любым противником, каким бы он ни был слабым, легче биться на свету, тогда как в темноте приходится вдобавок сражаться с собственным страхом. Едва путники свернули в левый проход, тот звук, о котором упоминал Сорбл, стал отчетливо слышен всем. Даже Джон-Том и Талея с их несовершенным человеческим слухом различали его вполне отчетливо. Впрочем, звук не столько слышался, сколько ощущался, проявлял себя скорее как вибрация. Юноша прикоснулся кончиками пальцев к стене. Да, камень вибрировал. По-видимому, звук порождало некое устройство, ибо ни одно живое существо на такое просто не было способно.

— Мы уже близко, хозяин! Совсем близко! — крикнул Сорбл, мечась под потолком от стены к стене.

Проход повернул, и к вибрации и шуму прибавились высокий, на пределе слышимости человека, свист и еще один звук, который сильно смахивал на усиленный микрофоном голос флейты. Джон-Том подумал о том множестве звуков, какое способен воспроизвести хороший синтезатор, вспомнил, сколь богатым выбором тональностей и ключей обладает его дуара, но все же вынужден был признать, что в жизни не слышал ничего подобного. Эта могучая и печальная музыка как будто возмущала самое структуру мироздания.

Внезапно безо всякого предупреждения коридор расширился, и путники оказались в просторном шестиугольном помещении. Стены покрывали панели из лазурита и яшмы, а сводчатый потолок сверкал граненым хрусталем, в котором отражалось существо, находящееся в помещении. От него исходил столь яркий свет, что становилось больно глазам. Этот свет легко поглощал блики развешанных на стенах факелов; казалось, он с той же легкостью затмит и десять тысяч подобных огней. Прикрыв глаза руками и лапами — у кого что было, — путешественники старались определить размеры существа, вернее, предмета. Порождаемые им шум и вибрации проникали, как чудилось Джон-Тому, в его естество. Он слышал песню — точнее, ощущал ее — костями ног и сухожилиями рук. Эта песня не воспринималась ни болезненно, ни неприятно, она просто пробирала до глубины души; мелодия как бы вопрошала о чем-то, противоречила сама себе, вздымалась и опадала, словно морская волна, и ее постоянно перекрывали свист и многократно усиленный голос флейты.