— Действуй, мой мальчик, — подбодрил юношу Клотагорб. — В конце концов, попытка не пытка. Обстоятельства, в которых мы волей случая оказались, угнетают меня ничуть не меньше, нежели остальных. А когда мысли разбегаются, придумать или вспомнить что-либо подходящее практически невозможно.
— Я постараюсь подобрать самый вразумительный текст, — пообещал Джон-Том.
Легко сказать, подумалось ему. А Мадж прав. В такой ситуации никак нельзя допустить даже незначительного промаха.
Может, подойдет что-нибудь из того, что он слышал, когда посещал занятия на факультете народной музыки? Да ну, сколько лет прошло; и потом, когда он в последний раз пробовал сыграть африканскую или индонезийскую мелодию? Помнится, он давным-давно решил для себя, что такая музыка не поможет ему пробиться в «биллбордовскую сотню[73]. Что касается рок-репертуара, тот был куда обширней и современней, однако, сколько Джон-Том ни рылся в памяти, он никак не мог отыскать песню, которая хотя бы вскользь упоминала о превращении животных в людей. Дело осложнялось тем, что проблема заключалась не в словах: заклинание срабатывало лишь тогда, когда в нем присутствовало некое искреннее чувство.
Впрочем, есть одна песенка, которую он уже пел, избавляя мир от последствий пертурбации. А что, если спеть ее задом наперед? Бред? Может быть; но разве положение, в котором они оказались, не бредовое? Джон-Том прокрутил в памяти текст, откашлялся — и запел. Ему было довольно тяжело соблюдать обратный порядок куплетов, однако попытка, судя по всему, обещала стать успешной: дойдя до середины песни, юноша ощутил легкую тошноту, перед глазами у него возникло нечто вроде дымки. Он пел и пел, добрался наконец до первого куплета, взял последний аккорд на дуаре и огляделся по сторонам. К его великому облегчению, все вышло именно так, как он и рассчитывал. Пертурбация пертурбировалась, и друзья вновь стали теми, кем родились на свет.
— Ура! Я — снова я! — воскликнул Мадж и подскочил от радости на добрых два фута, а потом запустил обе лапы в свой густой бурый мех. — Ребята, до чего ж я счастлив! — Он вне себя от радости прошелся колесом вокруг товарищей; словом, вел себя точь-в-точь, как школьник, который вдруг узнал на пикнике, что ему положено особое угощение.
— Хорошо, что все кончилось, — проговорила Дормас. — Что ты спел, юнец?
— Песню Рика Спрингфилда «Все, что нам нужно, — человеческое тепло». Только я спел ее шиворот-навыворот. По-моему, сработало лучше некуда. — Джон-Том лучезарно улыбнулся.
Клотагорб получил обратно свой панцирь, Сорбл обрел крылья и тут же взмыл в поднебесье, где принялся выделывать фигуры высшего пилотажа; Колин передернул плечами, пошевелил ушами и потер черный нос.
— Ты молодец, чаропевец. — Внезапно он нахмурился. — Друзья, боюсь, наши испытания продолжаются. Пожалуй, этого следовало ожидать.
— Вот гадство, — пробормотал Мадж, глядевший в том же направлении, что и коала. — Слушайте, ваше чудомудрие, сколько еще нам терпеть?
— Пока не найдем пертурбатор и не освободим его, — отозвался Клотагорб.
Джон-Том повернулся и взглянул туда, куда смотрели остальные; лишь какое-то время спустя он сообразил, что взгляды всех устремлены не куда-нибудь, а на него, и в то же мгновение осознал, что с ним и впрямь произошло что-то странное. Юноша судорожно сглотнул. Итак, заклинание сработало на все сто — и даже немного больше.
— Ну, ваша черепашистость, что будем делать? — справился Мадж, который не сводил глаз с молодого человека.
Вернее сказать, с того, кто был когда-то высоким молодым человеком, а ныне превратился в высокую поджарую обезьяну. На обезьяне была одежда Джон-Тома — индиговая рубашка, шапка из кожи ящерицы, башмаки; на груди животного, вид которого был весьма и весьма озадаченным, висела дуара. Джон-Том оглядел себя, заметил необычайно длинные лапы и загибающийся кверху хвост. Он состроил жалобную гримасу, ощутив при этом, что обзавелся мясистыми отвислыми губами и острыми клыками.
— Ты малость перестарался, кореш, — заметил выдр с искренним сочувствием в голосе.
— Лично мне кажется, что так он выглядит гораздо пристойнее, — сказал Колин, а затем обнажил саблю и сделал шаг вперед, вынудив Джон-Тома попятиться.
— Эй, неужели на меня настолько противно смотреть?
— Ты заслуживаешь того, чтобы увидеть себя таким, каким представляешься друзьям. — Медведь поднес сверкающее лезвие к самому носу юноши.
Джон-Том вгляделся в собственное отражение. Внезапно у него, как показалось окружающим, отвалилась челюсть; она отвисла так низко, что едва не достала до земли.
— О господи! Ну и образина!
— Да, приятель, — подтвердил Мадж, — нас ты вылечил, а себя, похоже, заразил.