Джон-Том вынужден был признать правоту филина. Пертурбация выказала, если можно так выразиться, чудеса избирательности, она совершенно не затронула Джон-Тома и в то же время коренным образом изменила облик его друзей. В частности, Клотагорб приобрел зубы. Сорбл должен был отныне приноравливаться к жизни без крыльев. Что касается бедняжки Дормас, она, вероятно, чувствовала себя вывернутой наизнанку. С животными произошла перемена, которой их всех пугали, когда они были малышами. Иными словами, пертурбация воплотила в явь самые страшные кошмары. Все они превратились — даже боязно произнести вслух — в людей. Клотагорб, который отчаянно пытался вспомнить хоть какое-нибудь заклинание, способное вернуть ему прежний вид, преобразился в низкорослого старика с длинными седыми волосами и бородой. Он был одет в парусиновые брюки и походную куртку со множеством карманов и карманчиков. Лишь глаза за шестигранными стеклами очков, которые также изменились — слегка уменьшились, — оставались теми же самыми, хотя и глядели теперь из-под копны волос. Рядом с чародеем неуклюже раскачивалась на пятках пожилая дама добрых шести футов росту. Поклажа Дормас тоже претерпела изменения и обернулась рюкзаком, который висел у бывшей лошачихи за плечами. Короткие черные волосы, загорелое лицо — Дормас выглядела бы весьма привлекательной, когда бы не гримаса панического ужаса, исказившая ее черты. Поблизости вертелся худощавый подросток. Он беспрестанно озирался по сторонам и то и дело всплескивал руками, пока, по-видимому, не осознал, что те не заменят крыльев. Колин попробовал успокоить огорченного до глубины души Сорбла. Одежда коалы сохранилась в неприкосновенности, разве что несколько увеличился размер. Медведь превратился в зрелого мужчину ростом опять же около шести футов и весом, как прикинул на глаз Джон-Том, в пределах двухсот двадцати фунтов, причем на его теле не было ни унции жира — сплошные мышцы. Лицом он походил на киношного злодея; глаза Колина ярко блестели. Пожалуй, коалу в его новом облике можно было бы счесть образцом мужской красоты, если бы не чрезмерно большие, почти с ладонь, уши. А Мадж стал мужчиной лет тридцати с хвостиком, стройным и жилистым. На плече у него висел лук, за поясом торчал нож; то и другое оружие увеличилось до соответствующих размеров. На лице Маджа был написан страх, в голосе сквозило отвращение.
— Жуть, просто-напросто жуть! — Он вытянул перед собой руки, которые дрожали мелкой дрожью. — Вы тока поглядите! Голая кожа, ни намека на мех! — Выдр изогнулся и заглянул себе за спину. — А где мой чудесный хвост? Куда он подевался, и как мне быть без него? — Мадж уставился на Клотагорба. — Сэрра, что ж вы не говорите, что это не затянется надолго?
— К твоему сведению, водяная крыса, я также чувствую себя не в своей тарелке. Постарайся понять, что мы все сейчас в одинаковом положении.
— Ну и дела, — протянул Колин. — Вот уж не думал, не гадал... Мне кажется, я вот-вот заплачу.
— Надо что-то делать, — проговорила Дормас звонким голосом, отчетливо выговаривая слова. — Иначе лично я наверняка сойду с ума. Я хочу стоять не на двух ногах, а на четырех. Посмотрите! Ну на что они годятся? — Она показала товарищам сперва правую руку, затем левую. — Стоит надавить, и они сломаются! И не смейте утверждать, будто я ошибаюсь! Эка невидаль — мех! А мне каково? Я же не могу ходить!
— А я? Мне-то как быть? — вклинился в разговор Сорбл-подросток. — У нетопырей тоже нет меха, но они хоть летают. А я... — Он горько зарыдал.
— Успокойтесь, — произнес Джон-Том. — Скоро все встанет на свои места.
— А если нет, приятель, что тогда? — справился Мадж. Джон-Том признался себе, что испытывает не слишком приятные ощущения, видя перед собой взрослого человека и слыша знакомый голос выдра, которым говорит этот самый человек. На лице мужчины не было ни шерстинки, ни единого усика, и все-таки юноша знал, что смотрит на Маджа. Его уверенность зиждилась на голосе и глазах — голубых глазах, что глядели лукаво и вместе с тем вызывающе; кроме того, мужчина в точности воспроизводил характерные жесты выдра — правда, далеко не так ловко и быстро. — Превратился б сам в не пойми что, живо сообразил бы, что к чему.
— К сожалению, — заявил Клотагорб, — у меня пока ничего не получается, поскольку мне трудно сосредоточиться на заклинании. Нельзя ли причитать немного потише?
— Меня, — выразительно произнес Джон-Том, — не отвлекает никакой шум. — Юноша задумчиво провел ладонью по струнам дуары.
— Осторожней, паренек. — Мадж схватил Джон-Тома за локоть. — Можа, все и так обойдется. Коли ты чегой-нибудь напутаешь и мы навсегда останемся людьми, на твоей совести будет, по крайней мере, одна смерть. Предупреждаю сразу: я точно прикончу себя.
— Не волнуйся, Мадж. Все будет в порядке. Или ты забыл, как я расправился с пожаром?
— Ага, и чуть не подпалил собственную задницу. Учти, коли напортачишь, я из тебя шашлык сделаю. — Выдр убрал руку. — По правде сказать, любопытно будет послушать песенку, которая может исправить такое.