Проблем не было. За один раз, разинув пасть, Фаламеезар мог поймать больше рыбы, чем все остальные за целый день ловли. Дракон просто стремился поделиться добычей, причем уже приготовленной.
Постоянный и надежный источник пищи вселял в Маджа и Каза все большую лень. Джон-Том в основном опасался не того, что не сумеет развлечь Фаламеезара, а что парочка лотофагов, разнежившаяся на спине у дракона, может проговориться, и тогда станет ясно, что марксисты они не больше, чем девственники.
Хорошо хоть, что среди путешественников не было ни купцов, ни торговцев. Мадж, Каз и Талея сошли за партийных агентов, хотя Джон-Том никак не мог придумать им профессию, подходящую хотя бы под определение ремесленника. Клотагорб считался философом, Пог — его учеником. Под руководством Джон-Тома маг-черепаха вполне справлялся с семантикой таких понятий, как диалектический материализм, и вполне мог поддерживать общую беседу.
Это было необходимо, поскольку Джон-Том с марксизмом познакомился достаточно глубоко, но три года тому назад. Подробности припоминались не сразу, а любопытствующий Фаламеезар немедленно требовал новых и новых, причем явно помнил до последнего слова и «Коммунистический манифест», и «Капитал».
Впрочем, к радости Джон-Тома, ни о Ленине, ни о Мао речь не заходила. Всякий раз, когда возникала тема революции, дракон немедленно начинал интересоваться, не следует ли разгромить город-другой или истребить отряд торговцев. Но, не владея методологией, он то и дело попадал впросак, и Джон-Тому удавалось направить мысли дракона к более мирным аспектам преобразования общества.
К счастью, купцы на реке попадались нечасто и некому было пробуждать в драконе праведный гнев. Обычно, завидев дракона, они немедленно оставляли не только свои лодки, но и воду. Дракон протестовал против такого хода событий, утверждая, что рад был бы пообщаться с командой, предварительно испепелив эксплуататоров-капитанов... Однако признавал, что не способен даже приблизиться к людям.
— Они не понимают, — негромко жаловался дракон однажды утром. — Я просто хочу стать рядовым пролетарием. А меня не хотят даже выслушать. Конечно, я помню, что отсутствие образования не позволяет им понять и оценить значение социально-экономических противоречий, терзающих общество. Вздор и бред. Только сердце болит за них.
— Помню, ты что-то говорил о своей родне, об их независимой натуре. Неужели их вообще нельзя организовать?
Фаламеезар разочарованно фыркнул, над поверхностью воды пронесся огненный язык.
— Они даже не хотят слушать. Откуда им знать, что подлинный успех и счастье приходят лишь к тем, кто трудится сообща, когда каждый помогает своему товарищу идти вперед — к светлому бесклассовому социалистическому завтра.
— А я и не знал, что у драконов есть классовые различия.
— К сожалению своему, вынужден признать, что и среди нас есть состоятельные особи. — Фаламеезар скорбно покачал головой. — Мы живем в грустном мире, полном всякой несправедливости, скорби и эксплуатации.
— Как это верно, — с готовностью отозвался Джон-Том.
Дракон просветлел.
— Но тем выше и цель, так ведь?
— Именно так, а той беде, что угрожает нам сейчас, нет равных от начала мира.
— Можно представить. — Фаламеезар казался задумчивым. —
Но вот что меня заботит: ведь среди вражеского войска окажутся и рабочие... Трудно представить, чтобы враги были только буржуями.
Боже мой, что отвечать-то, Джон-Том?
— В таком случае можно предположить следующее, — торопливо выпалил молодой человек. — Все они испытывают только одно желание — стать еще большими боссами, чем те, которым они сейчас прислуживают.
Фаламеезар успокоенным не выглядел.
Вдохновение несло Джон-Тома дальше.
— В то же время они втайне убеждены, что когда завоюют оставшуюся часть мира — Теплые земли и все остальное, — то сделаются хозяевами живущих там рабочих. Пусть прежние господа сохраняют свою власть над ними, но в случае успеха они способны породить самый безжалостный класс эксплуататоров, какого не знал еще мир, — хозяев над хозяевами.
Голос Фаламеезара лавиной камней посыпался в воду.
— Это следует прекратить!
— Я с этим согласен. — Последнее время внимание Джон-Тома во все большей мере было обращено к берегам. Невысокие песчаные пляжи сменились холмами. Левый берег превратился в скалистую стенку высотой почти в сотню футов. Препятствие это было чрезмерным даже для могучего Фаламеезара. Дракон постепенно забирал вправо.
— Впереди пороги, — пояснил он. — Я никогда не поднимался выше этого места. Я не люблю ходить и предпочитаю плавать, как подобает речному дракону. Но ради такого дела, — в голосе дракона послышалось рвение, — я способен на все. Я пройду и через пороги.
— Конечно, — согласился Джон-Том.
Темнело.