Чародей поневоле (сборник)

Вот такие мысли бродили у дозорных-неандертальцев в те часы, пока луна медленно сползала к горизонту, а потом спряталась за него. Мрак сгустился над землей, нарушаемый лишь светом звезд. Дозорные, заступившие на свои посты не в самой лучшей форме, начали клевать носами. Ночь почти миновала. Плосколицые так и не появились. Еще на несколько часов можно было забыть об опасности…

Но вот они в страхе вздрогнули. Что это за темные силуэты движутся по мелководью к берегу и их так много, как звезд на небе? Не могли же плосколицые приплыть так бесшумно?

Но темные силуэты уткнулись в берег, остановились, и из них посыпались маленькие фигурки. Как ни было это похоже на страшный сон, все это происходило наяву. Дозорные похватали рога и раковины и затрубили тревогу.

Неандертальцы начали выскакивать из хижин, напяливать шлемы, потрясать топорами. Они быстро стряхивали дремоту и в тревоге перекрикивались.

А грамерайские воины выстроились в колонну и маршевым шагом отправились к деревне.

Великий Чародей разъезжал вперед и назад вдоль строя и предупреждал:

— Пока молчите! Тихо, не забывайте! Чем больше шумят они сами, тем страшнее наше молчание.

Но зверолюди неровными рядами устремились навстречу гра-мерайским воинам с утробными воинственными воплями.

— Вперед! — прокричал Род, и воины разразились отчаянным, душераздирающим визгом.

Ряды схлестнулись, и длинные копья сделали свое кровавое дело. Топоры успели перерубить их древки, но зверолюди пали замертво. Затем то туг, то там кому-то из зверолюдей начала улыбаться удача: кто-то заглядывал в глаза грамерайцам, и те замирали на месте.

Но в каюте флагманского корабля кружком сидели на полу колдуны и ведьмы, взявшись за руки и устремив глаза к потолку.

Грамерайская рать ожила и вновь пошла в бой, как только черная пелена спала с разума воинов.

В отчаянии зверолюди воззвали к помощи Кобольда.

Но тут на берег хлынула вторая волна грамерайцев, и снова копья вступили в схватку с врагами. Первая волна отхлынула — нужно было дать воинам передышку после воздействия чар Ока Зла.

— Мы здесь, лорд Чародей,— крикнул Туан, придержав коня рядом с Вексом.— Делай свое дело, а мы с сэром Марисом поведем наших людей в бой.

— Благодарю вас, сир! — крикнул в ответ Род, пригнулся и улегся плашмя на спину Векса.— Ну, стальной скакун! К кустам, да во всю прыть!

Конь-робот помчался легким галопом к кустарнику и невысоким деревцам на краю деревни.

— Род, зря ты меня уводишь! Пока я мыслю ясно!

— Между прочим, у меня и в помине не было опасений о том, что тебя хватит припадок в разгар боя.

— Так почему же ты отступаешь? — Векс замедлил бег и остановился за деревьями.

— Подожди, ладно? Доверься мне.

Род раздвинул кусты и выглянул. Битва на берегу набирала силу. Но сейчас его больше волновала не она. Он внимательно обозрел берег — в первую очередь заросли кустарника. Было темно, и конечно, он ни в чем не мог быть уверен. Грамерайские воины держали факелы, чтобы лучше видеть врагов, и этот свет тускло озарял дальние уголки бухты. Вроде бы под одним из кустов стала вырастать темная масса — но Род все равно сомневался, стоит ли ему верить собственным глазам.

Вторая волна грамерайцев оттеснила неандертальцев почти до самой деревни. Только здесь у них сработал инстинкт, и они начали пытаться заглянуть своим противникам в глаза. Сила прихлынула в тела зверолюдей, глаза их загорелись ярче. Ряды грамерайцев застыли.

В каюте корабля Агата и Гвен сжали руки сидевших по обе стороны от них юных колдунов и ведьм, закрыли глаза, склонили головы.

Пики, копья и мечи снова заработали — поначалу медленно, но потом все быстрее и быстрее, и их владельцы с новой силой бросились на зверолюдей.

Враги бились отчаянно, ими владел суеверный страх, и потому оборонялись они не слишком четко. Удар копий — и хлынула кровь.

Спускаясь по сходням, брат Чильде вдруг качнулся, запнулся и, упав, распростерся на песке с испуганным криком.

Пак хихикнул, отшвырнул в сторону палочку, которой устроил монаху подножку, и поспешил к нему, на ходу выделывая руками замысловатые колдовские знаки и еле слышно напевая:

 Летописец, жаждой правды обуянный,
 Что ж ты летопись строчишь как окаянный?
 Отдохни-ка от трудов своих, дружок,
 И ослепни — ну хотя бы на часок!

— Что… Что это со мною? — вскричал брат Чильде, встав и отряхнувшись от песка. Оглянулся, закрыл глаза, потряс головой, снова открыл…— Что же это? Неужто ночь так темна? Неужто совсем нет света? — Но тут лицо его исказила гримаса неподдельного страха,— Я ослеп! Господи, прости меня и помилуй! Я утратил зрение!

— Ну, ну, дружище,— гортанным, гулким голосом окликнул монаха подоспевший Пак.— Что с тобой? Ой, да вы священник!

— О добрый господин! — Брат Чильде обернулся на его голос, нащупал плечо Пака и ухватился за него.— Сжальтесь надо мною, ибо я ослеп!

— Какие же грехи ты совершил,— проворчал Пак,— что тебя постигла такая страшная кара?