Чародей и дурак

Вдалеке послышался скрежет. Мелли не обратила не него внимания — осада продолжалась, и ночь была полна самых разных шумов. Снова скрежет — теперь уже ближе. Мелли замерла на месте. Нет, это не высокоградская осадная машина. Под дверью показался свет, слабый, точно струйка дыма. Кто-то идет сюда.

Вся ее недавняя храбрость ушла, точно вода в песок. К ней никто еще не приходил ночью. Ни разу.

Скрежет сменился отдаленными шагами. Свет уже очертил четырехугольник двери. Мелли, вся дрожа, прислонилась к стене. Тяжелый ком застрял в горле. Вот в замке повернулся ключ. Мелли прижала руку к животу и вскинула голову.

Дверь распахнулась, и свет ослепил Мелли. На пороге возникла фигура, в которой она узнала Баралиса. Он медленно поднес фонарь к своему лицу.

XV

— Так что же ты почувствовал, когда увидел океан? — Таул сидел согнувшись у огня. Слева от него лежал длинный лук, справа — стрелы. Он поддерживал костер, не отрывая глаз от холмов.

Хват спал. Упражнения в стрельбе из лука быстро наскучили ему — он забрал себе все одеяла, взял с Таула и Джека торжественное обещание разбудить его, если что-нибудь случится, и мигом уснул. С тех пор прошло около часа, и его храп перекрывал шум ветра.

У них на утесе было светлым-светло. Полная луна ярко освещала мел и кремень, и отраженный свет падал на холмы. Нечасто в году выдаются такие ночи — ночи, в которые можно обучать кого-то стрельбе из лука.

Джек, лежавший на одеяле по ту сторону костра, не ответил Таулу. Быть может, не расслышал. Уже поздно, он устал, а возможно, это ветер унес вопрос в море. Таул не стал переспрашивать. День выпал долгий и утомительный.

Таул достал из котомки скляночку с воском, взял тряпицу и стал вощить лук. Если хочешь бодрствовать всю ночь, надо, чтобы руки и голова были заняты.

— Я точно встретил давно утраченного друга.

Таул не сразу понял, о чем Джек говорит: он уж позабыл свой вопрос.

— Я узнал его, — продолжал Джек. — Запахи, шум, краски — все это показалось мне знакомым и все-таки… все-таки чужим. Точно это снилось мне давным-давно.

Голос у Джека был тонкий, растерянный. Как тут не вспомнить, что он, в сущности, совсем еще мальчик и ничто не подготовило его к тому, что с ним случилось. Однако он здесь и изо всех сил старается казаться спокойным, сам справляясь с хаосом, царящим у него в душе.

Таул вытер воск с пальцев. Сам он — иное дело. Он готовился к этому годами. В конце концов, он всегда стремился быть рыцарем, стремился к истине, славе и к тому, чтобы «приобрести заслугу перед Богом».

Джеку опереться не на что — ему приходится полагаться только на себя самого.

— Таул, прочти мне еще раз то пророчество.

Просьба застала Таула врасплох — этого он меньше всего ожидал. Он бросил быстрый взгляд на Джека — тот по-прежнему смотрел на звезды. Таул начал:

Когда благородные мужи позабудут о чести…

И тут его голос дрогнул. Первая строка может относиться и к нему — это он забыл свои обязанности и твои обеты. Это он покрыл позором орден. Не Тирен, как пытался внушить ему Хват, а он сам, Таул.

Таул проглотил вставший в горле ком. Эта боль всегда при нем — она не уходит и не становится менее острой, только перемещается, всякий раз сковывая стальным обручем его сердце. Таул потупился и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Ничего не поделаешь — он должен идти своим путем, как бы это ни было тяжело.

…И некто три крови вкусит в один день,
Два могучих дома сольются вместе,
И далеко падет сего слияния тень.
Тот, кто родителей лишен…

Джек придвинулся поближе к огню, и отблеск пламени вернул его волосам краски, которые отнял у них лунный свет, — каштан и золото. Таул вспомнил следующую строчку.

…Любовник сестры своей…

В голове у него прозвучал сигнал тревоги. Сам не зная почему, Таул опустил эти слова и продолжил:

…Только он остановит злую чуму.
Империя рухнет, и рухнет храм,
А правда, безвестная многим умам,
Дураку лишь ясна одному.

Он умолк, и настала тишина. Джек не шевелился, ветер утих, и даже волны как будто перестали накатываться на берег.

Таул знал, что должен нарушить это молчание, — не столько ради Джека, сколько ради себя. В тишине приходят думы, а Таулу нисколько не хотелось размышлять о том, что заставило его опустить половину строки.

— Для тебя это имеет какой-то смысл? — спросил он.

— И да, и нет, — помедлив, ответил Джек. — Мать моя умерла, а отца и не было никогда. Два дома — это, должно быть, Брен и Королевства.

Таул кивнул, радуясь возможности перейти на менее зыбкую почву.

— Мужи, позабывшие о чести, — это рыцари. Храм находится на Ларне, а империя создается в это самое время.

— Кайлок.

Джек произнес это с тоской, и Таул пристально посмотрел на него. Джек глядел уже не на звезды, а в огонь.

— Ты ведь знаешь его, верно?

Джек кивнул, все так же глядя в огонь.