Чародей и дурак

— Разве не ты сказала мне, что только любовь, а не достижение цели избавит меня от моих демонов?

Меган положила голову ему на плечо.

— Перед тобой еще долгий путь.

Джек лежал в постели, но не спал. Голова его готова была лопнуть от обилия ощущений. Он чувствовал, как грубая шерсть одеяла царапает руки и капля пота стекает по щеке. Видел, как дрожит и клубится воздух перед огнем и как потолок прогибается под чьими-то тяжелыми шагами. Слышал, как ночные бабочки бьются о ставню, как жучки точат дерево, как храпит кто-то за стеной и как прибой набегает на берег.

И голоса. Ему слышались голоса.

Прощальные слова Файлера: «Никогда еще не видывал, чтобы капитан нянчился с кем-то так, как с тобой. Можно подумать, ты ему сын родной».

Прощальные слова Квейна: «Джек, как будешь опять в Рорне, непременно повидайся со мной. Нам с тобой есть о чем потолковать».

Таул в таверне: «Мир тесен. Все связано».

Сотни голосов жужжали в его мозгу словно мухи вокруг тухлого мяса. Почему они не оставляют его в покое?

Джек ворочался в мокрых от пота простынях. Кто-то шел по улице, и шаги звучали в такт с его сердцем. Джек напрягал слух, словно часовой на посту. В очаге трещали поленья, бабочки шуршали крыльями, сосед храпел за стеной, море набегало на берег — и все это в такт с Ларном.

Джек не мог этого вынести. Ему казалось, что он сходит с ума. Ларн давил на него со всех сторон.

«Ты сделал то, что хотела она, верно?»

Голоса зазвучали снова — громкие, деспотичные, терзающие душу.

Тихоня, сидящий у огня: «Однажды я слышал историю о девушке с Ларна. Ее мать прислуживала тамошним жрецам».

Фальк: «Мне кажется, твоя мать скрывала свое прошлое лишь для того, чтобы уберечь тебя».

Квейн перед бурей: «Она плыла в челноке без паруса и весел» — Джек зажал уши руками, но голоса не унимались.

Снова Тихоня: «Ее спасла мать — калека, не владевшая правой стороной лица и правой рукой. Она посадила дочь в утлую лодку и пустила в предательские воды, окружающие остров».

Мастер Фраллит: «Она была шлюхой, да еще и приблудой к тому же».

Его мать на стене замка: «Пригнись, Джек, вдруг тебя заметят».

Джек задыхался под натиском всех этих голосов. Слова давили его, проникая в самую душу, не давали ему покоя. Пот капал с носа в рот, соленый, как море.

Тихоня: «Она дала страшную клятву когда-нибудь уничтожить Ларн».

Квейн: «Она спасалась бегством».

Фальк: «Возможно, она боялась не столько за себя, сколько за тебя».

— ЗАМОЛЧИТЕ!

Джек сел. В ушах у него звенело, сердце билось как бешеное. Одеяла казались путами, привязывающими его к постели. Он сбросил их, порываясь прочь отсюда.

Прохладные доски пола показались ему блаженством. Он быстро оделся и поплескал водой на лицо. По лестнице он сбежал, перепрыгивая через три ступеньки, — если бы дверь не открылась, он выломал бы ее. Он оттолкнул всех, кто пытался его остановить, — их голоса ничем не отличались от тех, что звучали у него в голове.

В конце концов он выбрался на улицу, дохнул полной грудью и попытался побороть овладевшее им безумие. Голоса превратились в шепот, в неразборчивый гул, а после утихли совсем. Джек чувствовал себя опустошенным, и ноги сами несли его по городу.

Уличные девки приставали к нему, пьянчуги задирали его, старухи спешили перебежать на другую сторону. Звезды на небе мерцали в такт с Ларном. Джек ускорил шаг. Но как бы быстро он ни шел, Ларн у него внутри. Как бы он ни старался, ничто уже не будет прежним.

Он шел вниз, к морю. Пол-лиги до порта, потом по берегу вдоль восточной гавани, потом между рядами рыбачьих лодок, потом по сходням на борт «Чудаков-рыбаков». Джек сам не знал куда идет, но, увидев корабль, понял, что пришел куда надо.

— Кто там? Убирайся прочь от судна, коли жизнь дорога.

— Карвер, это я, Джек. Я пришел к капитану.

— Тебе повезло. Он еще тут. Сидит в каюте и пишет в журнал о нашем плавании. Только смотри не уговаривай его снова плыть куда-то. Если ты за этим пришел, я лучше сразу скину тебя за борт. В жизни больше не пойду на Ларн — и готов убить чтобы сдержать свое слово.

— Не бойся, Карвер. Ларн теперь стал одним из множества голых островов, рассеянных в море. — Джек сам не поверил своим словам, да и как он мог? Ларн теперь переселился в его сердце и его душу.

— Ну смотри же, я на тебя полагаюсь.

— Можешь не сомневаться, Карвер.

Джек спустился вниз. Дерево издавало острый запах замкнутого пространства. Низкие потолки ограничивали ночь. Дверь капитанской каюты была закрыта.

Джек толкнул ее, не постучавшись.

Капитан сидел у стола и записывал что-то в толстую книгу.

— Входи, — сказал он, не поднимая глаз. — Садись. Я тебе уже налил.

Джек вошел. Здесь было тепло, но как раз в меру, и светло, но не так, чтобы резало глаза. На столе стояло два стакана: один полный до краев, другой — наполовину. Квейн повернулся к Джеку лицом.

— Я так и знал, что ты сейчас придешь.

— Знали? — Джек сел.

— Да, было у меня такое чувство.

— А если бы я не пришел?

— Тогда я выпил бы твой ром сам. Отчего же не приготовиться к приему, коли я так и так внакладе не останусь.

Джек взял стакан, гладкий и тяжелый.