Чародей

– Какая еще лиса? – спросил Нефер, хотя догадывался, кто это может быть.

– Царевна Минтака.

– Что с ней? – В голосе Нефера прорезалась тревога.

– Она сбежала и увела за собой царевну Мерикару, – промямлил Зугга, не сомневаясь, что его отдадут в руки палача с удавкой.

Почти всю дорогу до Авариса Минтака и Мерикара провели в зашторенном паланкине. Придвинувшись поближе, они шепотом обсуждали планы побега. Девушки быстро отвергли идею захвата колесницы сопровождения. Они знали, что в том маловероятном случае, если им удастся обмануть или одолеть колесничего, через час за ними в погоню пустится вся египетская армия во главе с разгневанным фараоном. Постепенно в ходе обсуждения родился замысел получше.

Главная задача Минтаки состояла в том, чтобы подольститься к Зугге, их охраннику и тюремщику, и убедить его в смиренной покорности его власти. Когда четыре дня спустя они добрались до дворца в Аварисе, царевна полностью его одурачила, создав образ особы в высшей степени покорной и безобидной. И тогда самым милым и убедительным тоном попросила разрешить ей и Мерикаре посетить храм Хатхор, чтобы помолиться за Нефера и его победу в грядущей битве. Скрепя сердце, Зугга согласился, и обе девушки получили возможность провести почти час наедине с верховной жрицей в святилище храма. Главный евнух в тревоге ждал у двери: ни одному мужчине, даже кастрату, не дозволялось входить в святилище.

Велико было облегчение Зугги, когда Минтака и Мерикара наконец появились вновь, обе красивые, скромные и невинные, как любая из послушниц храма. Несколько дней спустя, когда они снова попросили разрешения помолиться в храме и принести жертву богине, Зугга согласился на это и вразвалку пошел рядом с паланкином, беззаботно болтая с девушками через занавеску и пересказывая царевнам самые пикантные дворцовые сплетни.

Верховная жрица снова ждала в переднем дворе храма, чтобы приветствовать Минтаку и Мерикару и отвести их в святилище. Без всякой задней мысли Зугга уселся ждать возвращения пары венценосных красавиц. По приказу верховной жрицы две послушницы принесли ему блюдо с жареным цыпленком и рыбой, а также большой кувшин превосходного вина. Евнух проглотил все и опустошил кувшин, а затем прикорнул в тени статуи, изображавшей богиню в обличье коровы. Когда он пробудился, солнце уже село и он был один. Зугга увидел, что носильщики ушли. Он поднял с земли свое грузное тело и ощутил, как внутри у него все сжалось от томительной тревоги. Он закричал и замолотил в двери храма посохом. Прошло немало времени, прежде чем к нему вышла жрица.

– Обе царевны попросили в храме убежища, – сообщила она. – Святая мать удовлетворила их просьбу и взяла под свою защиту.

Зугга растерялся. Вламываться в святилище – кощунство. Он не мог потребовать возвращения своих подопечных даже при поддержке фараона. Единственным возможным для него выходом было вернуться в Исмаилию и сознаться в своей промашке, но и это сулило беду. Судить об истинном характере молодого фараона было преждевременно, и никто не мог поручиться, что вспышка его гнева не окажется сокрушительной.

Едва двери храма закрылись за ними, Минтака и Мерикара отбросили напускную невинность.

– Ты все приготовила, святая мать? – нетерпеливо спросила Минтака.

– Не беспокойся, дочка. Все готово.

Карие глаза жрицы искрились весельем. Она явно наслаждалась этим приключением, разнообразившим спокойную, размеренную жизнь храма.

– Я взяла на себя смелость подмешать в вино евнуху слабый настой снотворного. – Она хихикнула. – Надеюсь, вы не сочтете, что я превысила свои полномочия, и простите меня.

Минтака поцеловала ее гладкую бледную щеку:

– Я уверена, что Хатхор будет довольна тобой так же, как я.

Жрица повела их в каморку, где были сложены все вещи, какие попросила Минтака. Девушки торопливо натянули простые одеяния крестьянок и покрыли головы шерстяными накидками. Затем, с кожаными торбами на ремне за плечом, направились за верховной жрицей через путаные проходы. Задняя стена храма выходила к Нилу, и до беглянок все отчетливее доносился негромкий плеск реки, текущей за внешними стенами. Наконец они вышли через низкую дверь наружу, к причалу, у которого стояло большое дау.

– Я уплатила кормщику вашим золотом, куда плыть, он знает, – сказала верховная жрица. – Все вещи, о которых вы просили, сложены в вашей каюте.

– Что передать Зугге, ты знаешь, – сказала Минтака.

Пожилая женщина снова хихикнула:

– Я уверена, что Хатхор простит мне столь ничтожную ложь. Она ведь ради доброго дела.