В итоге перед спешно созванным особым военным трибуналом предстал единственный подозреваемый: бывший секретарь Ху Ханьминя. Тройка судей-непрофессионалов (все они были генералами, а не юристами) не смогла, по существу, доказать его вину. Обвиняемый решительно отверг свою причастность к убийству. Тем не менее его заточили в крепость на острове Хумэнь, недалеко от Вампу, где он просидел два с половиной года, до весны 1927-го, когда Чан Кайши разорвал единый фронт с коммунистами. В день освобождения правые гоминьдановцы встречали его у ворот крепости как героя.
Еще одним результатом «дела об убийстве Ляо Чжункая» стало устранение от власти члена Особого комитета генерала Сюя. В ходе следствия выяснилось, что с «заговорщиками» был тесно связан его подчиненный, командир 1-й гуандунской дивизии. «Партийная армия» Чана тут же разоружила эту дивизию, после чего сам Сюй потерял доверие и Вана, и Чана, и Бородина. К генералу Сюю, известному бонвивану и пьянице, имелось немало претензий и помимо этого. В начале июня 1925 года, например, находясь на востоке Гуандуна, он самовольно покинул расположение войск, уехав в Кантон лишь потому, что ему стало скучно в провинции. И, казалось, совсем не расстроился, когда узнал, что после его дезертирства генерал Чэнь Цзюнмин отвоевал все, что он сам и Чан захватили в ходе Восточного похода за два месяца до того.
В общем все было одно к одному. Чан со своими курсантами окружил резиденцию генерала Сюя и от имени правительства предложил последнему «на год» (по другим данным — «на три месяца») уехать в Шанхай — отдохнуть. Но после его отъезда, в середине октября 1925 года, переформировал Кантонскую армию, переподчинив себе большую часть войск генерала Сюя. Обманутый Сюй и его соратники были, конечно, вне себя, и младший двоюродный брат Сюя даже попытался убить Чана, но ему помешали охранники Чан Кайши.
Таким образом бывшие члены высшего руководства Гоминьдана — центристы Ху Ханьминь и Сюй Чунчжи — оказались удалены из Кантона. Кто же в итоге выиграл от этого, как и от смерти Ляо Чжункая? Только два человека: Ван Цзинвэй, которого Бородин характеризовал как самого преданного, самого энергичного работника, и Чан Кайши, «определенно зарекомендовавший себя приверженцем… крайне левого течения в Гоминьдане». Конечно, убийство Ляо было выгодно многим, в том числе и правым, но последние ничего от этого не получили. Напротив, их позиции ослабели. А в Гоминьдане, по выражению крайне довольного этим Бородина, установилась левая «революционная диктатура» Вана и Чана. Стояли ли Ван, Чан и Бородин за убийством Ляо, никто не знает, но то, что эту трагедию они хорошо использовали, чтобы устранить от власти центристов и правых вождей, — несомненно. «Мы убрали Сюй Чунчжи, Ху Ханьминя», — признавал Бородин и добавлял, что ЦК КПК принял решение «подготовить военно-политические силы для неизбежной борьбы» с правительством Ху Ханьминя еще в мае 1925 года.
Все эти события хорошо укладывались в политическую линию Москвы в Китае, которую собственно Бородин и должен был проводить: она была направлена на то, чтобы, превратив КПК внутри Гоминьдана в массовую политическую организацию, радикально изменить классовый состав самого ГМД путем захвата власти левыми гоминьдановца-ми и коммунистами. В рамках этой политики члены КПК обязаны были воспользоваться своим пребыванием в Гоминьдане и превратить эту организацию в как можно более левую, а именно — в «народную (рабоче-крестьянскую) партию» путем вытеснения с руководящих постов, а затем и исключения из Гоминьдана «представителей буржуазии». После этого им предстояло подчинить своему влиянию «мелкобуржуазных» союзников, чтобы в конце концов установить «гегемонию пролетариата» в Китае — не напрямую через компартию, а через Гоминьдан. Эту линию Коминтерн взял на вооружение весной 1925 года под давлением Сталина. И осенью того же года первые успехи в реализации этой линии были, как видим, налицо.
Обескураженные правые пытались было расколоть Гоминьдан, созвав 23 ноября в предместье Пекина — в Сиша-ни (Западные холмы), в храме Лазурных облаков, где временно покоился гроб с забальзамированным телом Сунь Ятсена, — сепаратное совещание, названное «сишаньцами» 4-м пленумом ЦИК ГМД. Четырнадцать известных гоминьдановских руководителей потребовали исключения коммунистов из Гоминьдана, удаления Бородина и переноса ЦИК партии из Кантона в Шанхай. Идеологом правых был знакомый нам Дай Цзитао, издавший летом 1925 года два теоретических труда: «Философские основы сунь-ятсенизма» и «Национальная революция и Гоминьдан». В них Дай обвинял коммунистов в «паразитировании» на теле ГМД, раздувании классовой борьбы, провоцировании внутригоминьдановских конфликтов и переманивании левых гоминьдановцев в компартию.