Но Чан его советов не послушал. «Во второй половине дня обсуждал с Маршаллом курс в отношении коммунистов, — записал он в дневнике 22 апреля. — Он по-прежнему давил на меня, советуя, чтобы я пошел на компромисс, но я вновь ясно изложил свою позицию». И далее: «Он <Маршалл> не знает, что, если в настоящее время я пойду на уступки коммунистическим бандитам, это будет равносильно моему подчинению России и капитуляции перед ней».
Чан был уверен, что сможет одержать победу над коммунистами в три месяца, а потому война разгоралась. И к счастью для Чана, он начал действительно одерживать победы над Мао Цзэдуном. Его войска численностью 4 миллиона 305 тысяч человек значительно превосходили армию коммунистов, в которой, как мы помним, было не более 1 миллиона 200 тысяч солдат и командиров.
29 апреля Чан откровенно изложил Маршаллу свое понимание того, какую политику Соединенные Штаты должны вести в Китае: «<Вам> надо пересмотреть отношение к России и <китайским> коммунистам. И сделать это быстро. Перед вами стоит вопрос: пассивно ли уйти из Восточной Азии или активно вмешаться <в события>, сыграв <в них> руководящую роль? Нельзя уходить пассивно — так, как вы сделали 18 сентября <1931 года>. <Ваш уход> привел к трагедии Второй мировой войны. Если бы тогда США и Великобритания применили против Японии силу, предприняв активные действия, Япония смирилась бы и трагедию войны можно было бы избежать. Ситуация в Восточной Азии сегодня такая же. Сейчас нельзя заниматься пустой болтовней с коммунистами. Вместо этого надо, собрав все силы, перейти к активным действиям. И недвусмысленно заявить о решимости оказать помощь нашему Центральному правительству. Тогда <китайских> коммунистов и Россию можно будет победить. В противном случае Соединенным Штатам будет крайне трудно поддерживать свой руководящий авторитет в Восточной Азии, что несомненно приведет к Третьей мировой войне».
Но Маршалл и Трумэн третьей мировой, похоже, не испугались, а потому продолжили вести дело к прекращению китайской гражданской войны.
Между тем 3 мая 1946 года Чан с женой вернулся из Чунцина в Нанкин. А через два дня туда же переехало все национальное правительство. Нанкин вновь стал столицей Китайской Республики.
Чан был рад вернуться из более чем восьмилетней эвакуации. Поселился он опять в своей любимой Цилу (Хижине отдохновения) на улице Хуанпу, на территории Центральной пехотной военной школы. И каждое утро на автомобиле отправлялся в офис, находившийся в десяти минутах езды, на проспекте Чанцзян (Янцзы), во дворце Цзычжао — красивом пятиэтажном здании из желтого кирпича, построенном в конце 1935 года в виде трехступенчатой пирамиды для тогдашнего председателя правительства Линь Сэня, а потому названном в его честь (Цзычжао — величальное имя Линь Сэня). Офис Чана — просторная и по-спартански убранная комната в правом крыле второго этажа — единственным своим окном выходил в сад с высокими деревьями — душистой калиной, соснами и кедрами.
Нанкин постепенно принимал прежний вид, повсеместно шло строительство новых домов, разрушенные войной здания восстанавливались. Весной 1946 года в городах Китая прошли судебные процессы над главными подручными Ван Цзинвэя. Большинство из них, в том числе Чэнь Гунбо, в марте 1944-го после отъезда Вана на лечение в Японию вставший во главе марионеточного режима, были приговорены к расстрелу. Чан помиловал только одного из них — Чжоу Фохая (бывшего заместителя Вана и Чэня), заменив ему смертную казнь на пожизненное заключение. Сказались связи: Чжоу Фохай был старым другом Дай Ли, того самого «китайского Гиммлера», который много лет возглавлял секретные службы китайского правительства. Дай, правда, погиб в авиакатастрофе за семь месяцев до суда, 17 марта 1946 года, но Чан, очевидно, в память о нем, не стал расстреливать Чжоу.
Страшная участь, с точки зрения китайцев, постигла главного преступника Ван Цзинвэя. Победители надругались над его останками, что по старинному поверью должно было оказать разрушающее влияние на его геомантику. За три месяца до возвращения Чан Кайши, в январе 1946-го, по приказу командующего сухопутными войсками генерала Хэ Инциня, получившего добро от Чана, его могила, находившаяся неподалеку от Мавзолея Сунь Ятсена на Лило-во-золотой горе, была взорвана. В декабре 1945 года, когда Чан с сыном посещали Нанкин, она еще там была, а вот теперь на ее месте, на небольшом холме Мэйхуашань (Холм цветов сливы) красовалась небольшая беседка, увитая виноградом. Установить ее приказал Сунь Фо, сын Сунь Ятсена. В 1947 году беседка тоже будет снесена, и на ее месте, также по решению Сунь Фо, соорудят довольно изящный павильон под изогнутой черепичной крышей.