После этого, 29 октября, Чан Кайши вылетел в город Лоян (провинция Хэнань), где через два дня отпраздновал свое пятидесятилетие (по западному летоисчислению ему было еще сорок девять, но китайцы засчитывают девять месяцев, проведенные в утробе, за год, так что он имел все основания для юбилея). По всей стране прошли торжества, а Чан опубликовал обращение к народу, в котором, описав свое тяжелое детство и признавшись лишний раз в любви к матери, попросил сограждан помочь ему выполнить наказ мамы: добиться освобождения китайской нации. По просьбе Мэйлин, находившейся в Шанхае по болезни (у нее разыгралась язва), он прислал за ней аэроплан, чтобы она могла провести день его рождения вместе с ним. За праздничным столом было много гостей, в том числе Чжан Сюэлян и даже бывший враг Чана — маршал Фэн Юйсян, и Мэйлин лично отрезала каждому кусочек торта, в который было воткнуто 50 свечей. Чан опять вспоминал маму, сокрушаясь, что не смог выполнить ее наказ.
В тот же день Чан и Мэйлин присутствовали на военном параде в честь юбиляра. Прогремел салют из 21 орудия, и все присутствовавшие трижды поклонились Чану.
Кроме Мэйлин других родственников на банкете не было. Сестры Мэйлин находились в Нанкине. Свояк Чана, Кун Сянси, лежал в постели с высокой температурой, так что его жена Сун Айлин находилась при нем, а для Сун Цинлин, как мы помним, день рождения Чана был не только не праздником, но самым черным днем. Не было и детей: Цзинго, как мы знаем, находился в Свердловске, а младший сын Вэйго прямо накануне юбилея, 21 октября, по протекции генерала фон Рейхенау отправился получать военное образование в нацистскую Германию. Он отплыл из Шанхая на немецком океанском лайнере «Потсдам» и должен был осуществить то, что не удалось самому Чану: посетить Германию. По воспоминаниям Вэйго, Чан, отправляя его, сказал: «Китаю следует учиться у страны, которая сплочена и организованна, а не погрязла в безумной роскоши. Мы пока не можем расточительствовать… Германия единственная страна, у которой мы можем чему-нибудь научиться. Они могут дать нам основные знания, опираясь на которые мы разовьем наш собственный стиль: твердый и прочный». Вэйго поздравил отца телеграммой из Сингапура.
Самые большие торжества прошли в столице. Двести тысяч горожан во главе с главой правительства Линь Сэнем, собравшись на аэродроме, с восторгом следили за тем, как 35 аэропланов составили в небе два иероглифа: «чжун» и «чжэн» (как мы помним, Чжунчжэн было официальным именем Чана). К юбилею Чан Кайши по всему Китаю собирали деньги, чтобы купить новые самолеты, и к концу октября их было закуплено семьдесят два, а контракты по еще тридцати с лишним находились в стадии оформления.
Идея со сбором денег для покупки аэропланов принадлежала Сун Мэйлин, которая была фанаткой самолетов. Благодарный муж по рекомендации Дональда назначил ее вскоре, 9 ноября 1936 года, главой правительственного комитета по авиации. Это был мудрый шаг. Ведь своего самолетостроения в Китае не было, и от главы комитета требовалось в основном умение вести переговоры с западными партнерами. И вот здесь-то очаровательная Сун, свободно изъяснявшаяся по-английски, могла в самом деле принести большую пользу.
Между тем 31 октября Чжан Сюэлян, несмотря на день рождения Чана, опять завел с ним неприятный разговор о необходимости единого фронта с КПК. Присутствовавший при разговоре маршал Фэн Юйсян поддержал его. Но Чан, как всегда, разозлился и наговорил им много обидных слов. «Если говорить о войсках Северо-Восточной армии в Сиани, то их дух и дисциплина подорваны пропагандой коммунистических бандитов, — записал он в тот день в дневнике. — У Ханьцина (величальное имя Чжан Сюэляна. — А. П.) нет прочной основы».
Возможно, Чан считал, что он, как Конфуций, достигнув пятидесятилетнего возраста, «познал волю Неба» и потому во всем абсолютно прав и вникать в советы молодого и старого маршалов ему нет нужды. А зря! Лучше бы он брал пример с любимого ученика Конфуция — Цзы Лу (542–480 годы до н. э.), который, если верить Мэнцзы, всегда радовался, когда ему говорили, что он ошибается.
Часть IV PRO ЕТ CONTRA
Сианьское пленение
Между тем международная обстановка продолжала ухудшаться. В ноябре 1936 года Германия, которую Чан Кайши считал дружественной страной, подписала с Японией антикоминтерновский пакт[63]. Против Китая он, конечно, направлен не был, но заложил основу для развития стратегического партнерства нацистов и японцев, тем более что за несколько месяцев до того немцы заключили торговый договор с Маньчжоу-Го, по существу признав ее «независимость». В том же ноябре 1936 года резко обострилась ситуация в провинции Суйюань, где монгольские ханы, подстрекаемые японцами, начали наступление на войска Чана. В китайском же обществе опять стало разворачиваться мощное антияпонское движение, ослаблявшее позиции Чан Кайши.