Чалма Искандера

Освободившись от зимних одежд, доктора прошли за хозяином в гостиную, где хлопотали у стола две женщины — одна лет тридцати пяти, другая — не более двадцати.

— Мои Дарьюшки, — с гордостью представил Николай Константинович.

Объяснять их статус ему и в голову не пришло — всем давно все известно.

— Пока они тут хлопочут, прошу в кабинет, — указал он путь рукой.

Валентин Феликсович с интересом рассматривал князя. Без зимней одежды он выглядел худым, но без заметной сутулости — с детства заложенная «военная выправка». Поражал совершенно лысый череп! Голова, разумеется, а не череп, но туго натянутая на нем кожа анатомических подробностей почти не скрывала. При весьма крупном носе голова имела вид скульптурный. Столь лыс уже или бреет голову по местной моде сартов? Оно и правильно: вши — плоды революций, а на лысине им не удержаться.

В кабинете навстречу входящим поднялись двое мужчин средних лет в штатском. По тому, как они это сделали, сразу стало ясно — офицеры.

— Лука Лукич Кондратович, — представился тот, что постарше, лет пятидесяти.

— Генерал-лейтенант, — добавил великий князь.

— Это лишнее, — заметил Лука Лукич. — Нет армии, нет и генерала.

— Был бы генерал, а армия найдется, — хмыкнул Николай Константинович. — Пока вас никто не разжаловал.

— Петр Георгиевич Корнилов, — сделал шаг вперед тот, что моложе, — полковник… Брат младший, — добавил он, заметив вопросительный взгляд Ясенецкого-Войно. За последний год он уже привык к подобным взглядам.

— Ясенецкий-Войно Валентин Феликсович, — представился доктор в ответ. — Главный врач ташкентской городской больницы.

Петр Фокич обменялся поклонами со старыми знакомыми.

— Присаживайтесь, господа, — радушно пригласил хозяин. — По рюмочке с морозца?

Он собственноручно наполнил хрустальные рюмки водкой и поднес гостям. Это было на самом деле неплохо и в медицинских целях, и для знакомства. Сам хозяин воздержался, заметив строгий взгляд Петра Фокича.

— Я так понимаю, что готовится дружеская трапеза? — сказал Ясенецкий-Войно. — После нее вряд ли цель нашего приезда может быть достигнута. Посему, прошу простить, но мы должны внимательно осмотреть пациента. Где это удобней сделать, Николай Константинович?

— Прошу в спальню, — кивнул князь.

Осмотр продолжался в течение часа. То один врач прислушивался к звукам организма великокняжеского, то второй, обменивались заключениями и предположениями, предпочитая латынь, по врачебной самоуверенности забыв, что Романов прекрасно знает этот мертвый якобы язык.

— Ну, что, уважаемые Эскулапы и Гиппократы, жить буду? — натужно весело поинтересовался Николай Константинович.

Врачи переглянулись.

— Неделю назад я бы на вас не поставил, — ответил Петр Фокич. — А сегодня вы меня поразили. Что скажете, коллега?

— Больной скорее жив, чем мертв, — усмехнулся Ясенецкий-Войно. — Ежели серьезно, я обнаружил остаточные признаки неразвившегося воспаления легких, которого вы, уважаемый Петр Фокич, опасались. На мой взгляд, опасность миновала совсем недавно. Похоже, что у Бога на вас, великий князь, особые виды. Исполняя его волю, вам предстоит жить дальше. Только угадайте, в чем Его воля.

— Воля Бога не угадывается, — кончиками губ улыбнулся Николай Константинович, — она неотвратима, ибо есть судьба.

— Оставим пока Господа в покое, спасибо ему, конечно, за помощь, — вмешался в назревающий теологический разговор Боровский, — но чудеса всегда имеют реальную основу. Чем и как вы лечились, дорогой князь?

— Послушно выполнял все ваши назначения, — заверил Романов. — Дарьюшки следили, не смыкая глаз. Еще местный табиб наведался, сказал, что народ его послал, а Аллах надоумил. Уже несколько дней капли его принимаю, смола какая-то горная, отвары трав принес. Надымил тут сушеными колючками, исрык называется. Дарьюшке наказал каждое утро дымить.

— Да, запах специфический, — принюхался Петр Фокич.

— А главное, наверное, — шепотом признался великий князь, — мне жить захотелось. Уже трое суток у меня господа офицеры… Я уверен, что вы с ЧК не связаны, — серьезно подчеркнул он. — Хочется признаться вам, что у меня с ними один фантастический проект, до воплощения коего я не имею права умереть.

Он с улыбкой изучил заинтересованные физиономии медиков.

— А признаться я вам должен по той причине, что необходимо ваше медицинское заключение: могу ли я принять участие в завершающей стадии этого проекта или нет.

— Врачи умеют хранить тайны, как и священники, — подтвердил Ясенецкий-Войно. — Мы внимательно вас слушаем, князь.

— Мы готовим акцию по освобождению моего двоюродного племянника и его семьи из заключения в Тобольске. Уже многое подготовлено, — сообщил князь. — Я финансирую.

— Вы?! — воскликнул Петр Фокич, не удержавшись. — После всего?

— Именно я, — кивнул великий князь, — и именно после всего. Возможно, это и есть особые виды на меня?

— Это богоугодное дело, — согласился Валентин Феликсович. — Но это не то, к чему вы призваны.

— Почему это? — обиделся Николай Константинович.