Чакра Кентавра

— Сынишку утопить? Ну, Кукушонок, я знал, что у вашего брата всего одна капля крови, но вот сколько мозгов…

— Не смей на пего кричать! — взъярилась Сэнни. — Ты что, не понимаешь, что он собирался сделать это из любви к нам?

Юрг, ошеломленный ее тоном, потряс головой, словно пытался вытрясти из ушей визгливые нотки, а потом внезапно схватил жену в охапку и закружился по тесному кораблику:

— Бесценная моя супруга, поздравляю тебя: у пас первая настоящая семейная перепалка. Счастлив, что по достойному поводу.

— Ну что ты радуешься? — Сэнии, как это водится у прекрасной половины рода людского, всегалактического, отбивалась демонстративно и безуспешно.

— Что? Да то, что у нас всю жизнь будут поводы праздновать что‑то в первый раз. Первое знакомство. Первая ночь. Первый сын. Потом второй сын. Потом третий…

— Вторая дочка.

— Нет, сын!

— Нет, дочка!

— Ах, так? Сейчас мы проверим это экспериментально…

— Веди себя прилично! Мы не одни.

— Ох, Кукушонок, прости. Мы совсем про тебя забыли. О чем… А, яйцо. Ты его что, высиживать будешь? И долго?

— Яйцо должно омываться лунным светом. Через девять дней из него появится птенец.

— И только годам к пятнадцати превратится во взрослого петуха.

— Если будет расти вместе с ребенком. Но рядом со взрослыми людьми это произойдет в считанные недели — уж я — то это знаю, пестрые крэги, появляющиеся взамен…

— Не вспоминай об этом, дружище. К тебе относились по–свински, но это закончилось раз и навсегда — во всяком случае, пока мы существуем на этом белом свете. А уж твоего скворчонка мы выпестуем будь здоров…

— Не опережай событий, муж мой, любовь моя. Прежде всего следует позаботиться о яйце.

Она выскочила из кораблика и чуть не наткнулась на Пы, который, сидя прямо на земле, угрюмо подрезал кинжалом стебельки беззащитных колокольчиков. Тихрианский рыцарь, расставив ноги, что делало его похожим на гигантский циркуль, высился перед ним в назидательной позе.

— На твоем месте я бы ему так врезал, так врезал, даром что родимый батюшка — не измывайся над сыном! И братьям…

— Ты это что мне дружинника портишь? — несколько запоздало вмешался командор. — Ты что, и собственного отца прибить способен? Тоже мне творческая личность!

— Да я бы своего отца — если б мне головой поручились, что это точно он, так как я его и в глаза не видел, — вон с той стеночки да прямехонько в море, головкой вниз. Он же меня, стервец, еще младенцем сиробабым продал, хорошо я от них вовремя ноги унес да к кузнецам в подручные пристроился. Так вот, любезный мой кормилец–князюшка!

— Хм, — смущенно прокашлялся Юрг — ну не ладилось у него с воспитательной работой в коллективе, хоть застрелись! — У тебя, конечно, случай особый, но в целом родителей следует почитать.

— Сам‑то, поди, не больно почитал‑то?

— Я, знаешь, тоже вроде безродный, так что ты меня напрасно князем величаешь.

— Ну‑ка, ну‑ка, — заинтересовалась Сэнни, — послушаем про твоих предков, а то мне как‑то и в голову не приходило раньше поинтересоваться твоим генеалогическим древом!

Пы смущенно переминался с ноги па ногу — вести разговор о предках супруга высокородной принцессы следовало, по его представлениям, не иначе как в королевском Диване, а не так вот, походя, на травке с колокольчиками. Но принцесса явно придерживалась другого мнения, стараясь отвлечь дружинника от пережитых обид:

— Я слушаю тебя, благородный эрл!

— Ну сейчас ты перестанешь величать меня благородным. Хотя история эта, надо сказать, печальнее некуда. Стоял себе большой беззаботный город, а жителей в нем, если еще и гостей прибавить, было, наверное, поболее, чем на всем зеленом Джаспере. И вот в один самый обычный, никем не угаданный день земля под ним… А что, разве на Равнине Паладинов никогда не было землетрясения?

— Только на самом дальнем севере, — быстро ответила принцесса, — это когда джаяхуудла созывает ледяных троллей, стуча копытом по вечному льду. Но продолжай, муж мой.

— Ну, да. Джаяхуудла. Копытом. Что‑то я плохо представляю себе копыто, от одного удара которого рухнул бы такой город… А потом еще несколько морских волн. Короче, хоть со всего мира и слетелись все до единого спасатели и поисковики, а откопать живых удалось ох как немного. Говорят, меня нашла собака. Лохматая шалая дворняга, которая работала лучше любого добермана. Когда она состарилась и ее из отряда спасателей списали, я ее к себе взял, в интернат.

— Куда, куда?

— А это такой большой дворец с фонтанами и бассейнами, куда собрали всех детишек, у которых не нашлось родии, а сами они по малолетству и имени своего не помнили.

— Откуда ж тогда стало известно, что ты — из рода Брагинов?

— Да не было у меня никакого рода! Брага — так собаку звали.

Харр, обманутый беззаботным тоном командора, весело заржал:

— Знал бы король Алэл, что ты псовой кличкой наречен, ни в жисть бы за свой стол не допустил!

И тут в моне Сэниа впервые взыграла королевская кровь: