Чакра Кентавра

— Не лукавь, повелительница славных воинов, — ведь ты сама знаешь, что такую лучезарную красоту, коей наделило тебя твое солнце, очернить невозможно. Подтверди мою правоту, достойный рыцарь! — обратился он к Рахихорду, взиравшему с восхищенным изумлением на столь высокое профессиональное мастерство.

— Истинно так! — склонился старец, подбирая полы своего пушистого белого одеяния.

— Тогда почему ты не хочешь увидеть на дне этой чаши отражение своего потерянного младенца — там, где он сейчас находится?

— Там, где он… — машинально повторила мона Сэнни. — Дай! Дай сюда!..

Она ринулась к чаше, но шаман, незаметно стрельнув глазами в глубину рощи, отвел руку:

— Не так скоро, госпожа моя. Не прочтены заклинания. И потом, надобна вода. Достойный Рахихорд, вели своему сыну принесть свежайшей воды из родника, да, чтобы ни чутеньки мути или песка ручейного… А, да вот и он. Не вода ли у тебя, травяной кудесник?

Запыхавшийся Лронг только кивнул.

— Лей сюда… немного, на один глоток… Отступи назад.

Он поднял чашу над головой — солнечный лучик оживил тусклое олово нехитрых инкрустаций.

— Глаз орла на самом дне —

Это мне,

Коготь рыси на краю —

Отдаю;

Жемчуг в стылой седине —

Это мне,

По ободью горький мед —

Кто возьмет?

Речитатив напевного заклинания — то ли древнего, то ли сочиненного тут же, экспромтом, разливался по роще. Шаман царственным жестом протянул чашу принцессе:

— Образ в ясной глубине —

Не по мне;

Нарисуй его любя

Для себя!

Она медленно, боясь расплескать хотя бы каплю, приняла чашу обеими руками и поднесла, к губам.

— Выпей и вглядись в середину донышка, пока оно не высохло!

Она сделала торопливый глоток и наклонилась над костяным кубком. Все не дыша следили за ней, ожидая какого‑то чуда. Но она наклонялась все ниже, ниже, пока чаша не выпала из ее рук, а она сама, скорчившись, не застыла на лесной траве. Что‑то наливалось в ее теле смертной мукой — не она сама, а что‑то постороннее; чужеродное, сросшееся с нею каждым первом. Неощутимое прежде, это нечто сейчас умирало, наполняя ее болью, пронзительной до немоты. И она чувствовала, что умирает вместе с ним. Жизнь сочилась через каждую пору ее тела, уходя вместе с болью и оставляя невысказанную горечь о том, что ей никогда больше не целовать теплую головенку Юхани, никогда не видеть зеленых равнин Джаспера, никогда, никогда, никогда не почувствовать нежности рук, любимых с первого прикосновения…

А потом не было ничего, даже боли, а только удивительная легкость, какую испытывают только женщины после родовых мук, — блаженство невесомости и отрешения от любых страданий. И когда появились руки — те самые руки, которых почему‑то так долго не было, она даже не удивилась…

— С ума вы тут посходили — так рисковать! — вполголоса ругался Юрг, тихонечко покачивая на руках задремавшую жену. — И в первую очередь вы, уважаемые обитатели этих райских кущ. Ну разве можно было разыгрывать весь этот спектакль, не предупредив зрителей? Да еще секунда, и вас изрубили бы в капусту!

— Ты не просвещен, пришелец, — снисходительно усмехнулся шаман, — сибилло бессмертно.

Чувствуя себя героем дня, он никак не желал выходить из центра всеобщего внимания, не догадываясь о том, что, утратив снизошедшее на него вдохновение волхва, он снова стал похож па старого общипанного журавля. Рахихорд не упустил возможности вставить шпильку:

— Не распускай хвост, ведун подзакатный! А то как бы тебе не напомнили о всесожжении с распылением по ветру…

Мона Сэниа открыла глаза и со вздохом выпрямилась. Они все еще ничего не знали про Скюза…

— Простите меня, что я прерываю вас, досточтимые старцы, но сейчас не время для мелочных пререканий. Я должна сообщить печальную весть. Дружина моя! Скюза, несравненного стрелка, больше нет. Не спрашивайте меня сейчас, как это произошло. Скажу только, что во всем, что случилось, виновата я одна. Флейж, перекрой все входы в твою каюту — она не должна открываться до нашего возвращения на Джаспер. Я сама еще многого не понимаю — я даже не знаю, от чего вы все сейчас спасли меня. Но времени на разговоры нет. Командор Юрг, я виновата и перед тобой: я так и не сумела отыскать нашего сына!

Голос ее, вернувший себе красоту и полнозвучность счастливых времен, но смягченный недавно перенесенным страданием, дрогнул и сорвался.

— Но я здесь, Сэнии, и я его найду, — просто сказал Юрг. — Тогда мы усядемся в кружок и разгадаем все загадки, потому что я чувствую, что каждый из нас владеет только частицей общей тайны. Ты права, сейчас у нас нет на это времени. Только одно: где девочка?

— У ручья, — сказал Флейж. — Она шла туда с перепачканными руками…

— Пойди за ней! — поспешно перебила его мона Сэниа, содрогаясь при одной мысли о сером прахе, который унесла на своих ладонях Таира. — Дай ей наплакаться вволю, а потом приведи сюда. Будь с ней чуток и не задавай никаких вопросов. Рыцарь Лронг! — обратилась она к тому, кто еще носил травяной плащ. — Я не знаю на Тихри человека добрее тебя. Помоги бедной девочке, и если не сможешь утешить — то хотя бы раздели с ней ее горе.