Чакра Кентавра

Кадьян поклонился и отступил на шаг. Господи, да неужели они все так и дадут ему умереть? Таира на цыпочках приблизилась к высокому ложу, положила руки на закапанное кровью покрывало. Еще более истончившееся за эти несколько минут лицо обернулось к ней:

— Я сейчас сделал тебе… последний подарок, делла–уэлла… я спас тебя от самого… самого страшного горя… в твоей… жизни…

Она ткнулась лицом в покрывало, чтобы вытереть слезы:

— Зачем ты все это подстроил? Зачем, Оцмар? Ведь я могла бы полюбить тебя… — И в этот миг она верила тому, что говорила.

— Но тогда ты не смогла бы убить меня, делла–уэлла… — произнес он с неожиданной силой, и лицо его начало угасать. — Будь благословенна… неприкасаемая…

И тогда она поняла, что еще должна сделать.

— Дай нож, Кадьян! — приказала она, царственным жестом протягивая раскрытую ладонь в его сторону и не сомневаясь в исполнении своей воли.

Холодная рукоятка коснулась ее. Нож был заточен на славу — густые пряди ее солнечных волос сыпались на постель, едва лезвие касалось их; она собирала их горстями и осторожно укладывала на подушке вокруг головы Оцмара, осеняя ее золотым нимбом, на костенеющие сжатые руки, на невидимое пятно крови, напитавшей одежду. Кадьян стоял поодаль, ждал — не осуждающе, не насмешливо, не покорно.

Просто терпеливо и безразлично.

— Все, — устало проговорила Таира. — Идем отсюда. Сейчас развяжем…

И осеклась. На том месте, где только что возвышалось парчовое кресло, ничего не было.

XV. Кто?

— Как ты посмел? — крикнула Таира, ничуть не сомневаясь, чьих это рук дело.

— Я выполнил приказ моего князя, властительница Будур.

— Я тебе не Будур! Сейчас же верни ее обратно!

— Она на пути в Берестяной колодец, и повернуть обратно на этой дороге нельзя.

— Это еще почему?

— Узко, — коротко ответил он.

Как ни странно, но этому простому объяснению она поверила.

— Что же делать? — спросила она растерянно, мгновенно превращаясь в маленькую девочку.

По комнате, еле слышный за капельной немолчной мелодией, прошел неуловимый шелест.

— Выполнять волю покойного князя.

Кадьян, почти не нагибаясь, подцепил длинной, как у гиббона, рукой пару светильников и ловко швырнул их прямо па постель. Таира укусила себя за палец, чтобы не закричать, — разлившееся по покрывалу масло вспыхнуло бездымным огнем, подбираясь к еще не остывшему телу. Кадьян двинулся в обход всей комнаты, опрокидывая светильники ногами или швыряя их в занавеси и гобелены.

В треске разгорающегося — пожара снова послышался шелестящий шепот.

— Что это? — вскрикнула девушка.

— Это голос покойного князя. Он велит беречь тебя… И ей почудилось, что нежный голос одним дыханием, почти беззвучно заканчивает: “…тебя, делла–уэлла…”

— Возьми свое платье, владычица нашей дороги, — голосом, до тошноты равнодушным, сметающим любое волшебство, посоветовал Кадьян. Это безразличие было до того заразительно, что она чуть было не возразила, что на пожаре один черт — что в платье, что голой; но с горящей постели послышался легкий треск — это занялись тихим пламенем ее собственные золотые волосы, и бессознательный, животный ужас перед огненной стихией погнал ее к оконному проему.

Но на пути как раз было тронное — а может быть, лобное — место, огражденное изразцовой конусообразной стеночкой, через которую было перекинуто шитое жемчугами и самоцветами платье. Она машинально взяла его и в тот же миг пол под ней зашевелился, точно шкура потревоженного животного, и она почувствовала, что скользит куда‑то вниз по узкой, светящейся желтоватым светом трубе.

Она не успела даже закричать, как под ногами спружинила надувная подушка. Сквозь желатиновую поверхность упругих стенок стало видно, что она попала в комнату, где полным–полно народа. Прелестно! И не повернуться, чтобы быстренько натянуть на себя эту изукрашенную хламиду. Все Кадьяновы штучки: лифт этот дурацкий, когда во дворце полно лестниц, теперь выставление ее напоказ всему народу чуть ли не в чем мать родила — ну, понятно, подрыв авторитета правительницы. Самому захотелось на трон, или что тут у них при караванном образе жизни. Попадись он…

И точно в ответ на ее гневные мысли соседняя тускло–серая колонна покрылась вертикальными трещинами и вдруг раскрылась, как бутон лилии или точнее — банан. Кадьян ловко спрыгнул на пол с амортизирующего устройства — увертлив, шайтан бесхвостый, как обезьяна, — и по его энергичным жестам было видно, что он рассыпает вокруг себя десятки приказов. Стражники, прислужницы — все стремительно расхватывали какие‑то короткие палки и выбегали вон, не обратив на Таиру ни малейшею внимания. Или янтарная колонна, внутри которой она находилась, тоже была непрозрачна снаружи? Тогда имеются опасения, что милейший Кадьян попросту тут ее и забудет…