Чакра Фролова

– Некоторые болезни, молодой человек, – назидательно сказал он, глядя на Фролова поверх старомодного пенсне, – не рассасываются. Рассасывается только жизнь. И то только тогда, когда приходит смерть.

Врач был явно любителем афоризмов.

Наверное, эту фразу можно было бы применить и к данной ситуации. «Рассосалось» бы только в том случае, если б лейтенанта и все его отделение скосила какая-нибудь болотная лихорадка, а Красная армия перешла бы в наступление. Но это вряд ли. Слишком много «если бы, да кабы».

Фролов стал вспоминать, приходилось ли ему ранее принимать столь рискованные решения, и ничего не вспомнил. Может, и вправду только из-за малодушия. Ведь последствия любого поступка непредсказуемы. Каждый может оказаться фатальным. Но ведь тогда невозможно понять и природу поступка – хороший он или злой. Но ведь и несовершение поступка иногда поступок. И тоже неясно, какой.

– Послушай, Федор, – неожиданно обратился он к Никитину. – А является ли несовершение дурного поступка хорошим поступком?

– В каком смысле? – нахмурился Никитин, который терпеть не мог пустые философствования.

– В прямом. С точки зрения логики, скорее да. Ведь мы подразумеваем, что нам хотелось совершить что-то дурное, но мы удержались, так?

– Ну, – неуверенно промычал Никитин.

– Ну например, тебя страшно кто-то раздражает, и ты хочешь дать ему в глаз, но ты удерживаешься. То есть сдерживаешь нехороший порыв. Разве не благородно?

– Не знаю, – пожал плечами оператор, вспомнив, что когда-то очень хотел набить морду соседу по студенческому общежитию и всю жизнь жалел, что не набил.

– А с другой стороны, ну если по логике, несовершение хорошего поступка есть дурной поступок. Что, согласись, уже несколько глупо, однако в ситуации морального выбора естественно – ну например, ты знаешь, что твоему приятелю плохо, но тебе лень идти к нему, чтобы поддержать его морально.

– Да, – кивнул Никитин, пытаясь понять, к чему клонит Фролов.

– Поразительно! Но ведь в обоих случаях ты просто сидел и плевал в потолок, а умудрился совершить два поступка – дурной и добрый. При этом ничего не делая! Если не считать, конечно, ковыряния в носу. Что же выходит? Выходит, добро и зло может лежать вообще вне плоскости поступков, а исключительно в области абстрактного мышления – мог бы дать в морду, а не дал, мог бы помочь, а не помог. При моральном выборе сам факт несовершения чего-либо, ну или проще говоря, принятие позиции полной пассивности, может означать как добрый поступок, так и дурной. Причем это вопрос еще более спорный – мог бы убить, а всего лишь дал в морду – тоже сдержался, мог бы помочь деньгами, а помог всего лишь моральной поддержкой – пожадничал. Таким образом, плюс снова меняется на минус, а минус на плюс, а мы продолжаем сидеть и ковыряться в зубах, и ни-че-го не происходит. Кроме нашего умственного разглагольствования, в течение которого мы, как хамелеоны, меняем знаки качества, а сами ни хрена не делаем. Как же тогда понять, хорошие мы или плохие? А, Федор? Слушай, а может, я просто оправдываю свою пассивность?

Никитин задумался, мучительно соображая, что означает этот длинный и довольно невнятный монолог. Хотел спросить, но вместо этого почему-то сказал, поморщившись:

– Ну и вонища тут у тебя. Свиньи, козы… зоопарк целый.

– Что естественно, то не безобразно.

Никитин вдруг шкваркнул кулаком об доски так, что вздрогнул весь сарай.

– Ладно, Александр Георгиевич. Будь по-твоему. Неси лейтенанту, что хочешь. Но только потом сразу дуй ко мне.

После чего исчез, как и появился, – бесшумно и быстро. Только мелькнула над приставленной лестницей его голова с белесыми выгоревшими от солнца волосами. Фролов со стоном откинулся на солому. Никитин ни черта не понял. Ха! И правильно сделал. Что ему до моих душевных страданий? Вопрос, впрочем, в другом – что нести лейтенанту? Историю о чем?