«Не выйдет ничего», – подумал Фролов, чувствуя, как деревенеют ноги. Поезд уже преодолел склон и, выйдя на равнину, стал медленно, но верно набирать скорость. Но тут Кучник наконец сдвинул проклятую дверь. После чего уцепился за ржавую скобу в стене вагона, подтянулся и втиснулся в щель. Проделал он это с завидной ловкостью, как будто всю жизнь только и делал, что прыгал на ходу в вагоны. Но Фролов быстро понял, что легкость маневра обманчива. То есть по фильмам, где демонстрировался подобный трюк, он представлял себе все именно так, как это только что сделал Кучник, но сам он никак не мог понять порядок действий и потому просто продолжал бежать рядом с вагоном, явно проигрывая тому в скорости. В какой-то момент он понял, что у него есть всего лишь одна попытка. Если он споткнется или упадет, догнать вагон уже не сможет. А значит, надо кинуть на эту попытку весь несуществующий резерв сил. Кучник тем временем раздвинул дверь до предела, а сам лег на пол, вытянув руку. Фролов напряг каждый мускул своего тела, ухватился за скобу правой рукой, а левой сцепился с рукою Кучника. Затем оттолкнулся от земли и уперся носком правого сапога в железную подвеску вагона. Левая так и осталась болтаться в воздухе. Под ней с увеличивающейся скоростью неслась земля.
– Давай, Георгич! – заорал Кучник. – На раз, два, три! Раз! Два!
На счет «три» он резко дернул Фролова к себе. Тот успел правой рукой перехватиться от скобы к двери, и, совершив какой-то нелепый полукруг, вместе с Кучником ввалился внутрь.
Минут пять Фролов просто лежал на спине, пытаясь восстановить дыхание, чувствуя, как его сердце колотится в такт железнодорожным стыкам. Ту-тум, ду-дум. Ту-тум, ду-дум.
Краем уха он слышал, как Кучник встал и отправился обследовать вагон.
Его вера в еду с минуты на минуту должна была пройти проверку реальностью. В некотором роде крайне интимный момент. Фролов подумал, что наличие мечты способно придать силы, но в то же время способно жестоко разочаровать. Если Кучник не найдет еду, ему станет в разы хуже, чем Фролову, который подобной надеждой себя не тешил.
Он почувствовал, как биение его сердца постепенно входит в диссонанс со стуком колес, отставая все больше и больше. В эту секунду из глубины вагона раздался торжествующе-душераздирающий крик Кучника:
– Еда! Ха-ха! Я же говорил! Еда!
Фролов повернул голову и увидел бесконечные ящики с какими-то консервными банками. Две из них Кучник держал в руках, подобно скипетру и державе, как бы демонстрируя тем самым свое полное торжество.
– Ну и как ты их вскрывать будешь? – слабым голосом спросил Фролов.
– Ай, – отмахнулся Кучник, которого явно раздражал рациональный подход к мечте. – Не важно. Гвоздем, если уж на то пошло.
– А воды там нет?
Кучник какое-то время пыхтел и что-то двигал, потом откликнулся.
– Шампанское есть.
– Сойдет. А что в банках? Тушенка или что?
Снова возникла пауза, в течение которой Фролов слышал лишь стук колес и странное бормотание Кучника, который перебирал ящики, как будто что-то искал. Затем бормотание прекратилось.
– Сгущенка, – сказал Кучник и задумчиво почесал бороду.
– Что, одна сгущенка?!
– Не хочешь, не ешь, – буркнул Семен недовольно. Потом подумал и добавил:
– И не пей.
Фролов рассмеялся – мечта о еде и питье была воплощена в жизнь с присущим Жизни тонким юмором. А тонкий юмор он ценил.
Глава 50
– Нет, это даже здорово, что сплошная сгущенка, – говорил Кучник, высасывая третью банку. – Она сытнее.
После чего хрюкнул и отхлебнул шампанского из бутылки. Бутылка была уже вторая.
– Ты бы поосторожнее, – сказал Фролов. – Не уверен, что шампанское со сгущенкой – полезная комбинация. Тем более в таком количестве.
Сам он ограничился одной банкой и пару раз глотнул шипучего напитка.
– А хрен с ним, – отмахнулся Кучник и ткнул кривым гвоздем в очередную банку. – Один раз живем.
Аргумент был непробиваемый. Как говорится, на все случаи жизни. С таким не поспоришь. Да и спорить Фролову не хотелось. В приоткрытые вагонные двери бил свежий ветер и трепал густую бороду Кучника. Фролов чувствовал приятную вязкую сонливость, но поддаться ей боялся – что если вдруг станция или проверка?
Словно прочитав его тревожные мысли, Кучник отвлекся от сгущенки.
– Слушай, Александр Георгич, давай на будущее сразу договоримся. В пионеров играть не будем. Если одного из нас зацепят или схватят, второй не мучается угрызениями совести, а спасает свою шкуру. Ну, конечно, если нет шансов спасти того, кого поймали. Бессмысленная смерть в угоду совести это трогательно, но, по-моему, глупо. Я эту интеллигентщину из себя еще в детстве вытравил.
Тут он осекся и торопливо поправился:
– Ты не подумай, что я заранее хочу себя оправдать. Я ведь про нас обоих. За меня гибнуть тоже не стоит.
– Я и не думал, Семен, – пожал плечами Фролов. – Просто, поди попробуй определи на ходу – можно еще спасти или уже нет.
– Ну, это пускай голова решает уже. Совесть тут плохой советчик. Тебе, наверное, странным покажется это сравнение, но на худсоветах всяких тоже жизнь зачастую на кону стояла.
– И что?