Чакра Фролова

– А разве ты меня любишь? – выкрутился Фролов, но тут же понял неуклюжесть маневра – а что, если она вдруг скажет, что любит? Любит без памяти и готова бежать с ним на край света. Что тогда?

– Нет, – ответила после паузы Варя, но что-то в горле помешало ей сказать это спокойно и с достоинством. «Нет» вышло каким-то сдавленным и неестественным.

Фролов предпочел этого не заметить.

– Значит, не поедешь? – спросил он так равнодушно, что мысленно чертыхнулся – актер из него никудышный.

– Нет. Рисковать жизнью… Да еще на тебя вешаться… Нет. Я и здесь не пропаду. Ты меня знаешь.

«Надо заканчивать разговор», – раздражаясь на самого себя, подумал Фролов.

Он встал с кожаного дивана. Продавленность мгновенно исчезла, словно диван только и ждал момента, когда можно будет стряхнуть с себя Фролова.

– Ты уже? – испуганно вскочила следом Варя.

– Да, – замялся Фролов. – Надо еще домой зайти… забрать вещи… кое-какие дела сделать…

– Ты еще придешь?

Фролов качнул головой.

– Нет. Я, наверное, не успею…

Он поцеловал Варю в щеку и направился в прихожую.

У самой двери Варя неожиданно задержала его.

– А хочешь знать, почему муж не взял меня с собой?

– Ну? – спросил Фролов, хотя его это совершенно не интересовало.

– А ты меня простишь?

Варя посмотрела ему прямо в глаза.

– Да за что? – пожал плечами Фролов.

– Я… я ждала ребенка.

– Понимаю, – кивнул он.

– Ни черта ты не понимаешь, – раздраженно сказала Варя. – Я ждала ребенка от тебя.

Фролов замер, не решаясь нарушить наступившую тишину. На мгновение ему даже показалось, что поедавшая его изнутри саранча тоже замерла и перестала хрустеть.

– Это было незадолго до того, как ты исчез. Я тогда не знала, что ты пропадешь так надолго. Сказала мужу, что жду ребенка не от него.

– Зачем?!? – удивился Фролов.

– Да потому что я его никогда не любила и не хотела быть с ним. Там как-то это все подвернулось… У него какие-то неприятности на работе, у меня настроение паршивое…

«Паршивое настроение» в контексте столь важной новости звучало как-то мелочно. Варя с досадой отвернулась.

– Так а что с ребенком? – спросил Фролов после паузы.

– А что мне было делать?! – вдруг закричала Варя, и Фролов снова с изумлением отметил, что в искаженном виде лицо ее гораздо ближе к тому внутреннему оригиналу, который он так долго хранил в своей памяти. – Объявили войну. Немец вот-вот в город войдет. А муж, как узнал, так просто бросил меня.

– Ну и сволочь, – сказал Фролов скорее удивленно, нежели осуждающе.

– Да я его не виню. Но тебя-то тоже не было. Неделю тебя не было. Я бросилась на студию, а там сказали, что ты отправился с кем-то как раз в сторону границы. Куда мне еще было ребенка рожать? Или что, ждать у моря погоды? Пока немец не войдет? Сделала аборт.

Фролов выждал некоторое время, чтобы переварить эти вопросы. Но он понимал, что на самом деле они адресованы вовсе не ему, а ей самой. От Фролова ей просто надо было получить прощение. Хотя бы задним числом.

– А откуда ты знаешь, что ребенок был от меня?

– Господи, Фролов! Какой же ты глупый! Да у меня, кроме тебя, никого за последний месяц не было. А тут три недели срок.

«И тут «три недели», – подумал Фролов. – Как у Серафимы».

Потом он подумал, что теперь мог бы с полным основанием сказать Варе все, что собирался – и что он ее не любит, и что на самом деле не хотел ее брать и прочее, но это было бы подло.

Он посмотрел на Варю и вдруг ясно увидел, что она его любит. Может, именно сейчас и любит. А до этого не любила.

«А что толку? – подумал он. – Когда она мне была так нужна, она фыркала и морщилась. А теперь я не испытываю к ней ничего… Глупость какая-то…»

Он собрал остатки воли в кулак. Отросток под названием совесть, от которого так мечтал избавить весь немецкий народ Гитлер, пустил слишком глубокие корни в интеллигентское сознание Фролова.

– Тем не менее, если ты хочешь уехать, я возьму тебя с собой.

Все это он выдавил с таким напряжением, словно боролся с собственным языком, который безвольным куском мяса бился об зубы и небо, формируя нужные слова.

Но Варя только покачала головой.

– Если ты хочешь ехать, езжай. Я останусь.

Кажется, она ждала, что он станет ее отговаривать. Но Фролов кивнул и стал спускаться по лестнице. Ему показалось, что внутри снова раздалось жадное чавканье саранчи. Кажется, она подъедала остатки. Спустившись в подъезд, он вдруг застыл, прислонившись плечом к стене. В глазах защипало, а в горле перехватило дыхание. Фролову мучительно захотелось заплакать. Навзрыд, как в детстве. Но сколько он ни пытался выпустить растущий изнутри ком, ничего не получалось. Как будто что-то мешало. Он с досадой шлепнул ладонью по облупившейся стене и проглотил ком. Затем набрал воздуха в легкие и шагнул из подъезда на улицу.

Глава 41