Чакра Фролова

«Дались тебе эти доносы», – мысленно чертыхнулся Фролов, но вслух ничего не сказал – авось Гаврила сам уйдет. И тот действительно ушел в дом. При этом как-то демонстративно тяжело кряхтя и качая головой. Через минуту в дверях показалась Ольга.

– Добрый день, Александр Георгиевич, – притворно вежливо поздоровалась она.

– День добрый, Оля, – кивнул, не поднимая головы, Фролов.

– Вы только все там по справедливости пишите, – сказала она после паузы. – Без напраслины.

Фролов едва не застонал.

– Откуда вы знаете, что я пишу? – спросил он, тихо скрипнув зубами.

– Так я ж потому и говорю, что не знаю.

Фролов не выдержал и сунул ей под нос листок.

– Читайте.

– Ой, – испуганно замахала Ольга руками. – Я ж безграмотная.

– Тогда я вам сам прочитаю, – решительно сказал Фролов. – Здесь написано, что в деревню приехал мальчик и утонул, запутавшись в рыболовных сетях.

Ольга побледнела так, словно из нее в одно мгновение выкачали всю кровь.

– Ну, а мы тут при чем?! – всплеснула она руками. – Ей-богу, Александр Георгиевич. Мы ж ни сном ни духом.

– Вы вообще ни при чем. Это я придумал. Из головы.

И Фролов для убедительности постучал себя карандашом по лбу.

– Вот те раз! – сделала круглые глаза Ольга. – А еще говорите, что без напраслины! Зачем же вы выдумываете? Нехорошо это, Александр Георгиевич. И обидно как-то… Мы-то к вам со всей душой.

– О господи, – застонал Фролов, понимая, что придется разъяснить все доходчивым языком. – Это искусство! Понимаете? Я сюжет придумал. Историю. Не про вас. И не про вашу деревню. А вообще.

– Нет, – замотала головой Ольга. – Не надо нам вашего искусства. Мы уж как-нибудь без него проживем. Вы уж лучше по правде пишите.

Фролов несколько секунд пристально смотрел Ольге в глаза, затем рассмеялся.

– Хорошо. Обещаю, что вам ничего от моего искусства не будет. Так вы не против?

– Так не против. Ежели нам через ваше искусство ничего не будет, мы не против.

Фролов поднялся с крыльца и пошел к калитке, качая головой и усмехаясь.

Ольга проводила его напряженным взглядом и вернулась в дом.

– Ну что? – обеспокоенно спросил ее Гаврила.

Ольга пожала плечами.

– Сказал, что против нас писать свое искусство не будет.

– А против кого будет? – замер Гаврила.

– За соседей, видать, примется. Пошел, вон, куда-то.

– Соседей тоже жалко, – сказал Гаврила. – У Печниковых только корова околела, а тут новая новость – мальчика какого-то на них повесят.

– Да уж, – согласилась Ольга. – А что делать? Зато нам ничего не будет.

– Тоже верно, – кивнул Гаврила.

Глава 21

Вечером Фролов, как обычно, забрался под крышу хлева. К специфическому запаху (как и к блеянью с хрюканьем) он уже привык и, даже более того, находил в этом что-то умиротворяющее. По крайней мере, спалось здесь лучше, чем даже в Вариной постели. Но только он собрался закрыть глаза, как появился Никитин.

– Георгич! – несколько фамильярно окликнул он Фролова, предварительно еще более фамильярно свистнув. Впрочем, Фролова это совершенно не задело. Он уже привязался к оператору и не собирался занудствовать насчет светских манер. Подполз к краю и свесил голову.

– Чего случилось?

– Пока комендантский час не начался, айда к мужикам.

– Каким еще мужикам? – удивился Фролов.

– Ну, там… всяким, – туманно ответил Никитин, который уже явно поддал. – Все веселее, чем навозом дышать.

– Да не, – отмахнулся режиссер. – Завтра к Фляйшауэру с утра. Да и нет у меня настроения.

– Зря народа чураешься, – как-то помрачнел оператор, словно его лично обидели.

«А я чураюсь? – подумал Фролов и сам себе максимально честно ответил: – Наверное, да».

– А мужики здесь, кстати, нормальные, – продолжил Никитин как ни в чем не бывало. – Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Слыхал поговорку?

– Слыхал. Только я, правда, никуда не пойду, уж ты извини.

– Странный ты, Александр Георгич… И, вроде, человек приятный… А какой-то себе на уме.

Никитин хмыкнул и, развернувшись, вышел нетвердой походкой.

«Поразительно, с какой скоростью Никитин умудряется сходиться с людьми, – с завистью подумал Фролов, укладываясь на свое привычное ложе. – Уже полна деревня друзей. А я и вправду так не умею. Или не хочу. Видимо, дело в том, что я чрезмерно боюсь потеряться. Затеряться. Слиться с массами, так сказать. Стать человеком-невидимкой. Вечно стремлюсь выделиться. Остаться самим собой. Стоп, стоп… Выделяться и оставаться самим собой – это все-таки разные вещи».

Он вспомнил случай из своего гимназического детства. Случай, который въелся в память и определил (как казалось Фролову) многое в его мировоззрении.