Широкоскулый, но белобрысый, с огромными голубыми глазами. Я и не думал, что он с Кавказа. Да и говорил Альберт без акцента. Хотя помню, как он в очередь полез, всех расталкивая, чтобы взять порцию кильки в томате. Наверное, не знал, как по-русски «килька в томате», вот и раздвинул нас, тщедушных, своими широкими плечами.
Часто я садился с ним за одну парту, а учился Альберт не очень и чем мог помогал. Давал списать математический анализ, решал дифференциальные уравнения, переводил всякую английскую ерунду.
Зато не было лучшего защитника, чем Альберт. Все его пытались заполучить в команду.
– Альберт, выноси! – орали мы издали, и пятнистый мяч с характерным свистом летел в сторону чужих ворот на шестьдесят, а то и семьдесят метров, где мы выбивали его из-под ног опешившего противника и вкатывали в рамку под безнадежно бросившимся вратарем.
– Ты молодец! – хлопали мы потом Альберта по плечу и предлагали пахучее разливное «Жигулевское» пиво, но он всегда отказывался, и уже поэтому можно было догадаться, что он из Чечни, хотя свинину он все-таки ел, потому что в нашей студенческой столовой ничего кроме «Столичных пельменей» со свининой не было.
После пива мы шли толпой по Воробьевым горам, доходили до смотровой площадки, скатывались вниз к темной воде, чтобы кидать мелкую гальку в проплывающие мимо баржи, которые везли столь нужные кому-то грузы.
А когда уже узнали, что он из Чечни (он своими лепешками-лавашами, присланными из дома, поделился), то стали над ним подшучивать, показывая на гранитного истукана-Ленина:
– Смотри, Альберт, это русский падишах падишахов, он круче любого абрека и страшнее самого Шамиля.
Альберт только весело смеялся и радостно переругивался с нами, но я все-таки замечал, как у него желваки ходят и глаза краснеют.
Интересно, что мы никогда ничего не слышали о его землячестве, хотя, конечно, такое в Москве было, ведь жил он заметно лучше нас. Наверное, ему помогали родственники или, как там у них на Кавказе, клан. Еще было странно, что он учился на физическом факультете, не занимаясь никаким бизнесом, когда все его соотечественники стремились затеять какое-либо предприятие. Он просто хотел знать ядерную физику, хотя учился, честно говоря, неважно.
А потом началась первая чеченская война, и я зашел в его комнату, а там новости показывают по телевизору: министр обороны Грачев загнал в центр Грозного танковый полк между девятиэтажек, и бравые ваххабиты расстреляли танкистов из гранатометов, как кроликов. Кровь, одна кровь, а Альберт прыгал возле экрана и смеялся:
– Какие молодцы!
– Альберт, – спросил я, – а ты бы в меня выстрелил?
Он повернулся к окну, помолчал.
– Я уезжаю на войну, – и как-то весь сжался, а потом выпрямился.
– Зачем тебе ехать, ты же белый, – ответил я.
Альберт исчез из университета, и я его не видел двадцать лет.
А тут встречаю рейс из Грозного, по работе, Альберт выходит. Немного постаревший, с бородой и в шапочке национальной.
– Привет, – говорю.
– Привет, – отвечает.
– Ты как?
– В школе.
– А ты?
– В банке.
– Дети есть?
– Четверо и два внука.
– А у меня девочка.
– Приезжай к нам, у нас хорошо. Встанешь утром, а над головой горы и воздух чистый, яблони цветут, ручьи журчат.
Смотрел я на него, смотрел и понял, что когда-то потерял что-то очень важное и до сих пор не могу найти, как ни стараюсь, и стало мне почему-то от этого не горько, а смешно, словно жизнь – это комедия или фарс, а не плавно текущая река с предсказуемым финалом.
Как страшно жить
– Дело же не в Делезе. Просто вместо добра и зла в его этике присутствует лишь плохое и хорошее, подходящее к отношениям только между конкретными индивидами, – Андрей бросил окурок в урну и снова взялся за метлу.
Сергей вообще не понимал, как Гозман сумел устроиться на работу дворником. Обычно муниципалы берут только таджиков без прописки. Азиаты бесправны. Можно половину зарплаты присвоить, можно полгода не платить, можно выкинуть, когда хочется, а у москвича все социальные гарантии и денежки капают на карту.
Сергей Паланский часто размышлял над этим в перерывах между чтением Бурдье и Витгенштейна. У них в ЖЭКе все сантехники делились на тех, кто читает Бурдье, и тех, кто штудирует Витгенштейна.
В ЖЭК брали москвичей лишь потому, что мигранты еще не полностью освоили все премудрости сантехнической и водопроводной науки. Как-никак, но здесь требовался некоторый философский склад ума.
Неожиданно из арки вышел страховой агент, увешанный слоганами и буклетиками. Судя по всему, это был выпускник Высшей школы экономики, обогащенный знаниями о волнах Кондратьева и Net present value, которого не взяли в штат и посадили на проценты. Теперь в поисках клиентов он бродил по Москве и в снег, и в дождь, и в жару, и в мороз.