На семнадцатом этаже живет Ара – огромный тропический зелено-сине-красный попугай с крупным изогнутым крючковатым клювом. Однажды он выпорхнул из форточки и присел отдыхать на нашей помойке, где вступил в неравную схватку с крысой. Он перехватил ее тело своими когтями и бил увесистым клювом по черепной коробке, а крыса жалобно пищала, пытаясь вырваться из его крепких объятий. Я не знаю, зачем попугаю понадобилась крыса, но точно помню, что все так и было. Испугавшись то ли за Ару, то ли за крысу, я побежал к хозяину Адику, и Адику было достаточно всего лишь что-то гортанно крикнуть по-абхазски из окна, чтобы попугай бросил бедное животное и вернулся обратно на семнадцатый этаж.
Еще есть дикая кошка, которую я прозвал Лизка. Она приходит к моему коту, и они бьются лбами с разных сторон о стекло моего окна, находящегося, как я уже говорил, на первом этаже. Лизка приходит весной, в марте, она не знает, что мой кот кастрирован. Однажды Лизка просидела на окне на улице всю ночь, а кот Иззи не давал нам с женой спать, потому что носился как оглашенный по квартире и не знал, что делать с Лизкой.
В моем подъезде всего пять соседей и, честно говоря, мне их вполне хватает.
Белые носки
– Ты знаешь, какие мужчины в Штатах?
Федорова шагала по кухне, а кухня у них большая, метров семь в длину. Оля доходила до окна, там театрально взмахивала руками, рассматривала себя в стекло, разворачивалась и шла к двери в коридор, где снова рассматривала себя уже в дверное стекло.
По ходу восклицала:
– Они не курят и не пьют!
– Не может быть, – еле ворочая языком и вертикально дымя сигаретой, шептал ее муж Игорек, сидя на еле живом белорусском стуле и раскачиваясь на нем то ли от выпитого, то ли от странного желания сопровождать чеканную Ольгину ходьбу мерными движениями.
– Они никогда не потеют. Когда я училась в Беркли, мы кросс бегали на десять километров, так никто из них не вспотел, никто не вонял п
– О как, – Игорек задумался и взглянул на часы. Ему давно уже хотелось спать, он с трудом боролся со сном, но все слушал и слушал жену.
– Они десять минут утром чистят зубы. У них изо рта помойкой не несет. Они утренние пробежки делают.
– Пусть купят электрощетку, – Игорь так сильно разнервничался, что чуть не упал со стула, но в последний момент правой рукой удержался за стол, почти сбив на пол пепельницу, которую, уже летящую вниз, успел подхватить левой рукой.
– У них носки белые, – Оля остановилась и подняла вверх обе руки, как дирижер симфонического оркестра, – они утром надевают белые носки, ходят в них весь день, а вечером носки все равно белые.
Оля так расширила глаза, что показалось, будто Федорова сама не верит в то, что только что произнесла.
– А самое главное, Федоров, когда они, заметь, трезвые, а не пьяные, разглядывают баб на работе, то их можно посадить в тюрьму на десять лет! – Оля остановилась и внимательно, с ненавистью посмотрела на Игорька.
Тот немного вжался в белорусский стул, но потом вдруг расправил плечи и выдохнул:
– Беееееднеееееенькииииииееееееее, – облако едкого перегара накрыло кухню.
Игорь взял Олину ладонь и нежно поцеловал ее пальчики.
В машине
За окном идет дождь, я сижу за рулем и не выхожу из машины. Я подъехал к дому два часа назад. Из динамика автомагнитолы играет Арво Пярт. Тягучая бессмысленная музыка. Можно закрыть глаза и расслабиться. Паришь, как птица. Хорошо быть птицей, но даже птицы улетают на юг.
Я выхожу из машины не раньше одиннадцати вечера, когда дети уже спят. Иногда мне везет и к одиннадцати часам ложится спать и жена Соня, но в последнее время она засиживается, ждет, когда я вернусь. Зачем Соня это делает, я не знаю. Я люблю рано вставать на работу и поздно приезжать с работы, чтобы меня никто не видел. Я всегда паркую машину на противоположной стороне дома, пусть думают, что я еще еду.
Тяжелее всего бывает в выходные, когда невозможно уехать на работу, но даже в выходные мне удается встать в пять утра и уйти рыбачить на пруд. Пруд расположен возле метро, вдоль пруда идет трасса. Тяжелые груженые фуры тянут прямоугольную поклажу. Неприятно бывает зимой, приходится ставить на лед палатку и разводить примус, чтобы избавиться от густого липкого холода.
Летом я тоже сижу в машине. Во дворе нас человек пять, которые вечером сидят в машинах. Мы немного знаем друг друга и иногда здороваемся или перемигиваемся фарами. Соня не курит, поэтому я, когда сижу в машине, тоже не курю, чтобы въедливый запах табачного дыма не пропитал салон «Логана».
Когда солнце садится на западе, двор окрашивается бледно-розовой краской. Сквозь тонкую резьбу листьев едва пробиваются тонкие лучики света, и кажется, что через десять минут жизнь на планете Земля закончится, наступит абсолютная и неизбежная темень, от которой невозможно избавиться. Но посреди сумерек зажигаются фонари. Их грациозные лебединые шеи с фарфоровыми блестящими глазами окружают детскую площадку.