Чагудай

Влетел черт в сад, глаза у него разбежались — какое яблочко хватать. Раз и в дерево врезался, сознание потерял.

Вытащил бог черта за ворота. Сел на велосипед и катается вокруг довольно, приговаривает:

— Яблочек ему захотелось, душегубу…

33.

Притащил черт мешок денег. А бог спрашивает:

— Ну и на кой они здесь?

Черт кинул денежку вниз:

— Гляди.

Упала денежка, и долетело с земли:

— Боже мой!

— Забавно, — согласился бог и тоже бросил денежку.

Снизу опять:

— Боже мой!

Хмыкнул бог и бросил целую пригоршню, а с земли:

— Боже мой, черт меня раздери!

34.

Поиграл бог черту три щелчка. А голова болит, новых ударов не хочет. И говорит тогда бог:

— А давай ты мне потом отщелкаешь.

Черт удивился:

— В кредит что ли играть будешь?

Бог поджал губки:

— А хоть бы и в кредит…

Прищурился тут черт:

— Тогда под проценты: один день — один щелчок. А в залог нынешний урожай яблочек райских возьму…

Позвал бог своего бухгалтера, посоветовался да и подставил голову:

— Бей, нечистый, вправляй мозги…

35.

Шел бог. Видит боб. Рядом дог. У дога — зуб. Зол дог. Думал бог. Выпил грог. Дога — в лоб. Догу — гроб. Бог горд. Вкусен боб.

36.

Ехал бог на выменяненом у черта велосипеде. Рогатый за ним трусцой бежит, канючит:

— Дай покататься. Ну, дай покататься…

Бог ему отвечает:

— Один кружок — один щелчок. Два кружка — два щелчка. Три кружка — три щелчка…

Черт пальцы загибал-загибал, согласился:

— Давай один…

Бог слез с велосипеда, закатал рукав, замахнулся. Черт как зажмурился, как задрожал. А бог его по рогам тихо так погладил:

— Катайся, чертяка…

37.

Наступила весна. Сидят бог с чертом на краю облака, вздыхают. Потом вдруг бормотать начали. Бог шевелил губами — шевелил да и выдал:

— Я — поэт, зовусь я богом,
От меня вам — синагога…

Черт бормотал-бормотал и тоже выдал:

— Я поэт, зовусь я чертом,
От меня вам — фунт махорки…

Бог покачал головой:

— Хреновый ты, черт, поэт…

Дьявольская рожа скривилась:

— Да и ты не лучше…

Сидели они дальше, сидели, насвистывать начали. Бог гипотезу выдвинул:

— Может мы на самом деле поэты-песенники?

Черт поддержал:

— А хрен ли нам? Давай песни сочинять.

Сочиняли-сочиняли, но ни у того, ни у другого ничего не вышло. И никому признаваться в том не охота. Тогда бог предложил:

— Давай до утра отложим, может ночью вдохновенье будет сильнее пробирать.

Черт опять поддержал:

— Давай, ночь — она штука темная, запросто может полезное дело случиться…

Разбежались они по епархиям. Бог — в райский сад, слушает песни райских певуний и записывает.

Черт — в самое пекло. Заставил блудниц концертировать, и тоже себе в тетрадочку заносит.

Поутру бог с нечистым встречаются. Довольные. С нотами да текстами. Бог говорит:

— У меня получилось…

Черт отвечает:

— И у меня вышло…

Бог грудь почесал:

— Споем…

Черт в носу поковырялся:

— Запевай.

Бог откашлялся и завел так проникновенно:

— Я посылаю вам воздушный поцелуй, ловите
Возможно, станем ближе мы, вы ждите.
Возможно, встретимся мы завтра же, возможно.
Но только приближайтесь, не спеша и осторожно.
Не торопитесь вы в словах и в жестах
Ведь не жена я ваша, даже не невеста.
Я только-только привыкать к вам стала
Воздушный поцелуй — не так уж мало.
Я посылаю вам движенье губ навстречу
В минуту расставанья, в страстный вечер,
Я следую велению судьбы послушно
И вам дарю свой поцелуй воздушный…

Черт не удержался, стряхнул слезу:

— Душевная песня.

Бог раскланялся и подбодрил:

— Давай свою.

Черт продрал горло и затянул «весело, ритмично»:

— Ты опять приперся вечером
Драный и голодный весь,
Улыбаясь мне так весело
На афишу хоть повесь.
На кой черт тебя я встретила
В гастрономе номер «Два».
Зачем ласково ответила
На притворные слова.
Ночью ты храпишь бульдозером
И брыкаешься быком.
Вот взяла б и заморозила
Тушею всей целиком.
Утром жалуешься немощно
И скулишь как старый пес.
Я ввела бы внутривеночно,
Чтоб тебя хватил понос.
Днем шатаешься по улицам
Говоришь, что по делам.
Раньше я была как курица,
Но теперь все поняла.

— М-да, — только и сказал бог, почесывая затылок.

— Не понравилось? — удивился черт и, не дожидаясь, перешел в наступление, — а почему это у тебя песня от женского лица?