Оставляя на своём теле только домашние штаны, он зазывает меня на кухню. И я плетусь за ним, потирая на ходу глаза и даже в ванную не заруливая. И этими же глазами хлопаю, когда подхожу к столу и обнаруживаю его абсолютно пустым.
— Что будешь? — я думала, тут будет еды полно, но даже элементарная солонка из виду пропала.
— Мясо со сливками, — он оказывается сзади слишком близко. И в этот момент его руки стаскивают с меня растянутую ночную майку через верх, оставляя даже без нижнего белья. Не люблю в нём спать, что поделать...
Это утро, соображаю туго. За окном всё ещё пасмурная погода, шторы задёрнуты, и весь этот вид создаёт ощущение, что сейчас только пять утра.
Но о времени думать сейчас не могу, покуда Миронов меня быстро разворачивает и хватает под бёдра, усаживая на стол. Руки опрокидывают, заставляя соприкоснуться спиной с поверхностью и незапланированно охнуть, и следующее, что слышу, как он взбалтывает в руке упаковку взбитых сливок.
Стоп, он что, меня мясом только что обозвал?
— Что ты имеешь ввиду? — лёжа на столе абсолютно голой, с Мироновым, устроившимся между моих ног, я задаю вопрос из серии тупого бреда, но свято верю, что его последнее утверждение требует ответа.
— Что имею, то и введу, — ухмылочка, тихий вздох, о Господи...
Непреднамеренно вздрагиваю, когда что-то холодное касается тела. Что-то холодное, молочное, с клубничным запахом.
Он оставляет дорожку из взбитых сливок ровно от шеи до низа живота, отставляя баночку на столешницу и немного медля, прежде чем начать водить по моему телу языком. Влажным, как и то, что начинает сейчас твориться между моих половых губ.
— Боже... — я не хотела произносить этого вслух, честно...
Но я таю как блядское мороженое в сорокоградусную жару под его натиском, ласками, которыми он балует меня ровно до того момента, как я чувствую прикосновение к лону чего-то твёрдого. А затем это что-то начинает медленно меня заполнять, заставляя плавно изгибать спину дугой и чувствовать на пояснице его ладони, тёплые, влажные. Он держит крепко и нежно одновременно, входя в меня на всю длину так медленно, насколько это вообще возможно. А я тем временем вспомнить пытаюсь, за какие такие заслуги мне перепал этот утренний рейс в один конец до рая.
Шаткий стол выдерживает обоих, ножки даже не думают скрипеть. Только мой стон сейчас вступает в раунд с тишиной, от которой вскоре не остаётся и следа.
Я уже даже не стесняюсь чёртовых соседей, а стараюсь кричать громче, чтобы знали, суки, каково это — горланить на всю и не бояться за чужой сон.
Это — как полёт со скалы. Только долгий, длиною в вечность. Я словно в невесомости, не ощущаю времени и хочу, чтобы эта близость длилась как можно дольше.
На теле — капли пота, в глазах — неутолимая жажда и похоть, в крови — адреналин, а на часах — уже двенадцать.
Перемазанные остатками сливок мы до сих пор друг от друга не отлипаем, перемещаясь в ванную, как единое целое, не разрывая поцелуй. Словно любовники в фильмах, ударенные жаждой страсти или же долгой разлукой, что вваливаются в дверь квартиры и придаются разврату, не успевая раздеться.
Ровно этим же мы занимаемся и в душе, не обращая внимания на холодную воду, что так хорошо снимает жар с наших тел, выбивая подкожный озноб.
Мои ноги обвивают его бёдра, пока он на ощупь закрывает кран и выносит меня из ванной, поваливая на кровать. И на ней у нас сил уже не остаётся, мы просто лежим, немного тяжело дышим и очень глупо улыбаемся, словно школьники, которым только-только исполнилось восемнадцать, и границы запретов слетели с петель.
Привести себя более-менее в порядок я успеваю только к обеду, и то... с натяжкой. Если три часа дня это, конечно, обед.
Причёсываюсь напоследок и выхожу в коридор, пока Сименс возится с пакетом и всё же перекладывает содержимое в холодильник. Вместе с остатками сливок, разумеется.
По коридору я топаю, не сворачивая. Моя конечная цель — комната Наташи и Депо. Я просто решаю позвать их выпить сегодня вечером лично. По крайней мере — убеждаю себя в этом. На самом деле мне просто до жути хочется видеть Нэт и перекинуться с ней не только парой фраз, но и, возможно, зеркальными улыбками.
Уже было заворачиваю, и в меня практически влетает тот, кто, кажется, сам грядущего столкновения не ожидал. В ушах наушники, в глазах лёгкий испуг.
— Прости... — я не виновник этой аварии, но всё же извиняюсь зачем-то. На автомате, наверное.
— Ничего, — Вишну достаёт из уха один наушник и смотрит на меня, будто чего-то выжидая.
Хотя нет... Выжидающим я его взгляд назвать не могу. Я вообще его ни с чем не могу сравнить, но его пристальный взор порождает холодок вдоль по позвоночнику, пока я не решаюсь всё это наконец прервать.