Их разговор продолжится отвлечёнными темами, включающими в себя то события из жизни каждого, то поверхностные факты их сложных характеров, то вообще выльется в обсуждение их недалёких одногруппников. И фальши в их словах не будет, лишь на мгновение девушка задумается где-то в перерыве трёпа, ненароком вспоминая истинное значение татуировки, сделанной далеко не из ветреных помыслов.
Эти буквы для неё — нечто большее, чем красивый узор. Они — как напоминание того отрезка жизни, о котором хотелось бы забыть. И значат они далеко не то, о чём она с лёгкостью донесла, переводя больную тему в шутку.
Запомни, однажды люди оставят тебя одного.
Просыпаюсь нехотя, даже не желая открывать глаз. А ещё как на автомате поёживаюсь, когда сквозь дымку сонного состояния доходит, что лежу на боку, и на талии, как ни в чём не бывало, покоится рука Сименса, всё ещё сопящего позади меня.
Тихо сглатываю и стараюсь как можно тише сползти с кровати, наконец соприкасаясь с прохладным полом ступнями и с удивлением обнаруживая, что я абсолютно раздета.
К слову, вчера мне было наплевать на это настолько, что я, кажется, готова была в таком виде хоть покурить из общаги выйти.
Но сейчас моей мозговой активностью правят перезаряженные батарейки, поэтому одеваюсь как можно скорее, вытягивая из сна своими сборами Миронова. Тот зевает, долго, протяжно. Затем смачно потягивается и нехотя вылезает из-под одеяло, бормоча что-то похожее на “Доброе утро”.
Утро это, кстати, отнюдь не доброе. Ровно как и предыдущее.
Всё те же сборы в тишине, всё те же неловкие взгляды при встрече, и всё тот же трепет под сердцем.
Я выдерживаю это состояние ровно две пары. А после, едва звонка дожидаясь, хватаю Наташу под локоть и снова отвожу ото всех подальше, куда-то вглубь коридора. Зачем? Потому что больше так не могу.
— Мне сложно, — начинаю первой, даже не выжидая её вопросов, — мне, блять, просто очень сложно! Это молчание не для меня, я не готова ждать и убивать свои нервы с каждой минутой, покуда ты смотришь на меня, как на чужую! Пожалуйста, Нэт... — я готова в колени упасть, взмолиться, да всё, что угодно, лишь бы эта девчонка оттаяла и обняла наконец.
— А я, по-твоему, не нервничала? — заводит снова свою песню. А я ведь уже и позабыла, что у этого барана в лице моей подруги жутко сложный характер. — По-твоему, мне не тяжело, зная, что ты в один момент наплевала на меня с высокой колокольни и попёрлась на эшафот? — с каждым словом её тон выше на ступень, и как бы я не старалась перебить, высказаться, она не отступала. Только руками размахивала, пуская в ход родимую импульсивность.
— Да что мне сделать, чтобы ты перестала бодаться рогами и просто простила меня, чёрт возьми!? — кажется, мы невольно вступаем в игру под названием “Кто громче, тот и выиграл”. — Ты нужна мне сейчас, как никогда! И я прошу тебя меня услышать!
— Значит, ты решила вспомнить обо мне только тогда, когда я оказалась нужна? — нет, этот разговор определённо ни к чему хорошему не приведёт.
Мы просто кричим друг на друга, стоя в этом коридоре и на повышенных тонах ругаясь, словно мы тут одни. И спустя ещё немного этого нелепого спора комок в горле просто подпирает, я не могу более выдерживать этой нелепицы, поэтому и покидаю поле боя, не завершив раунд. Просто отмахиваюсь от неё и несусь куда-то, стремглав. Уже даже голоса её не слышу, просто бью по двери женского туалета и закрываюсь в нём, надеясь скрыться сейчас ото всех.
Мокрая пелена в пределах глаз больше держаться не может, и солёные капли сочатся по щекам как никогда быстро, не поспевая друг за другом.
Что? Что ещё мне предстоит пройти и как нужно будет вывернуться наизнанку, чтобы быть услышанной? Неужели какой-то один проступок привёл меня вот к такому? Или же это массовый заговор против меня, с помощью которого эти припадочные решили меня проучить?
Нет...
Я так больше не могу. Только не сейчас. Только не тогда, когда мне больше всего не хочется испытывать этот чёртов стресс, рождённый мыслью, что я осталась одна именно тогда, когда мне так необходима поддержка.
От Леры я не добьюсь её явно, ибо усугублю этим положение и отдалюсь от Наташи ещё на несколько шагов.
Нужно только перетерпеть, пережить этот период.
Но как...?
Закрываю ладонями лицо и веду выше, зарываясь пальцами в волосы. А потом словно роняю руки вдоль туловища и ощущаю ладонью сквозь карман джинс что-то, что не забыла поутру с собой прихватить. Ну не оставлять же это дома...
Пакет с порошком снова в руке, но он размытый из-за слёз. Слёз, которых в моих глаз быть не должно и подавно. Хватит с меня. Наплакалась.
Голос свой внутренний не слушаю, ровно как и желудок, который всеми позывами хотел напомнить, что со вчерашнего вечера я в рот и куска еды не закинула.
Единственным, что оказывается сейчас на дёснах — это белый порошок в двойной дозе. Понятия не имею, чем руководствуюсь, но руки будто сами за меня всё решают, и я на мгновение сползаю по стене и плюхаюсь задницей на пол, ожидая, пока хоть немного станет легче.
Но легче отчего-то не становится...