Она слишком давно не плакала, даже разучилась, наверное. И всё накатывающее состояние выйдет наружу нервными смешками и хаотичными движениями пальцев по коже. Они дрожат, порой сжимаясь и оставляя на ногах следы от острых коготков. Возможно даже причинят дискомфорт, но он и близко не сравнится с тем, как будет дико ныть что-то внутри.
Нужно снова собраться, снова найти в себе силы и вспомнить, кем она является. Вот только на зов о помощи альтер эго не явится. Останется лишь та самая девочка, возвращение которой вернёт за собой всю ту боль, которую однажды уже довелось испытать. Боль от одной лишь мысли, что никому до её существования дела нет. Кажется, это зовётся чувством собственной ничтожности.
Именно с ним она и останется в этой комнате один на один, наконец заходясь слезами настолько, что всё это родит в ней давно позабытую истерику.
Рука ко рту, Окс будет только громко выть в собственную ладонь, опасаясь уже быть услышанной не только кем-то снаружи, но и, кажется, самой собой. И некогда вырытая для её же слабости яма станет собственной могилой, откуда, кажется, выхода уже нет.
Смутно помню, во сколько вообще уснула. И это чёртов минус сбитого режима, ибо сейчас, протирая глаза и таращась за окно, никак понять не могу, сколько сейчас время, какой день недели, да и какой, блять, год на дворе.
Приведёт в чувства только появившаяся перед глазами Наташа, а её улыбка будет что-то сродни бальзама, хорошенько вылитого на сердце.
— Пойдём есть, — она кивнёт головой и позовёт за собой на кухню.
А я, на своё удивление, найду себя в их с Артёмом кровати одетой в уличные шмотки. Ладно... надеюсь, мне это простят.
Следуя за запахом жареной картошки, я долечу до кухни быстро, даже очень. Усядусь за стол и снова потру сонные глаза, благодаря девчонку за...
— Завтрак? — да, я всё ещё не знаю, сколько время.
— Скорее, ужин, — она хоть и пожмёт плечами, но косвенно на мой вопрос ответит.
А там и появление Артёма не за горами. Брат явится немного растерянным, но вид содержимого тарелки быстро приведёт его в чувства, и он охотно примется трапезничать.
— Как он? — Нэт направит вопрос ему, а я и догадаюсь сразу, о ком речь.
— Похмелье, больная башка и неспособность встать с кровати, — ненароком отзовётся брат.
Наверное, именно поэтому эти двое не атакуют меня вопросами насчёт произошедшего. Все и так всё поняли, чего уж брать меня за ноги и трусить вниз головой. Да и по взгляду Натали я понимаю, что она покорно дождётся того момента, когда я сама захочу ей всё рассказать.
Так, кстати, и произойдёт, только на следующий день.
Вернутся Морт с Лерой, вернётся желание парней снова посетить качалку, где они обычно вымещают всё скопившееся на висящую там грушу. И что-то мне подсказывает, что эта груша отдалённо жизнь мою напоминает. Вернутся былые привычки оставаться девочками и перемывать всем по очереди кости. Вернётся, кажется, прежняя жизнь, за которой я так, чёрт возьми, скучала. И вместе с тем вернётся и желание даже пары посещать, а то преподы, кажется, лица наши забыли.
Вот только желание заговорить с Мироновым усердно возвращаться не хочет, поэтому и решаю пустить всё на самотёк. Просто потому, что устала. Мне нужно ещё немного времени, чтобы вернуть себя в жизненную струю.
В один из дней мне захочется разделить душевные терзания не только с девочками, но и с Гошей. Но всё исчезнет в тот момент, когда он откроет дверь своей комнаты.
— Боже мой... — по его виду мне будет казаться, что из нас двоих далеко не мне нужна моральная помощь, ой как далеко...
— Проходи, — попытаясь нарисовать на своём лице не то, что улыбку, а жалкое её подобие, он жестом пригласит меня внутрь. — Только из меня сейчас собеседник не очень.
— Я заметила, — не стесняюсь своей реплики и неуверенно захожу, настороженно на него глядя. — Что с тобой?
— Не обращай внимания, — он просто отмахивается, а у меня мыслей других нет. Не обращать внимания на подавленность? На щетину, которую у него ни разу не видела? На синяки под глазами? На щёки впалые? Или, на количество пустых бутылок возле его кровати? На что, блять, именно мне не обращать внимания!?
— Так, — подхожу к окну и распахиваю наглухо задёрнутые шторы. Тоже мне, человек подземелья. — Ты сейчас же говоришь мне, в чём дело, иначе начну щипцами вынимать с тебя по слову, — я ещё руки по бокам так забавно ставлю, как будто я строгий учитель, а он — бессовестно прогуливающий школу ученик.
— Нина, — нет, не-а, даже не думай голову мне пудрить. Ты не оставил меня, когда мне было плохо. Моя очередь. — Я правда очень ценю твою заботу, мне это дорого, — кого-то мне напоминает эта способность мысли читать... — но мне просто нужно сейчас побыть одному. Пожалуйста. — Он трёт переносицу двумя пальцами, пока меня от удивления даже немного перекашивает. Он что, на дверь мне сейчас указал? — Прости, не сочти за грубость, но мне правда это нужно, — подходит, заключает мои руки в свои ладони, и я даже вздрагиваю от того, насколько они, чёрт возьми, холодные.