Carpe Jugulum. Хватай за горло!

Зато окружающий мир о них не забывал.

Огромная плоская скала уже опустела, но по вересковым зарослям в сторону долины мчался решительный клин.

– Навар варить!

– Нак-мак-Фигли!

Вампиры бывают самые разные. На самом деле считается, что разновидностей вампиров ничуть не меньше, чем всяких болезней[1].

И вампиры – это не только люди (если, конечно, вампиров вообще можно назвать людьми). Среди жителей Овцепикских гор существует поверье, что любой безвредный инструмент, будь то молоток или пила, возжаждет крови, если им не пользоваться больше трех лет. В Гате свято верят в существование арбузов-кровососов, хотя тамошние предания весьма туманны насчет того, чем именно эти арбузы-кровососы занимаются. Вполне возможно, их корки являются к вам по ночам.

Исследователей вампиров традиционно озадачивали два вопроса. Во-первых, почему вампиры обладают такой властью? Их ведь так просто убить. Существует масса способов отправить вампира на тот свет, помимо традиционного осинового кола в сердце, – кстати говоря, данное средство не менее эффективно действует и на обычных людей, так что оставшиеся без надобности колы никогда не пропадут. Классический вампир проводит светлое время суток в гробу под охраной какого-нибудь престарелого, не отличающегося проворством горбуна, который вряд ли сможет противостоять даже самой небольшой толпе. И тем не менее один-единственный вампир способен удерживать в повиновении целую деревню, а то и городок…

И вторая загадка: почему все вампиры так глупы? Мало того что они постоянно носят смокинги (вот уж примета, которая выдает тебя, так сказать, вместе с твоим гробом), так они еще, словно бы нарочно, выбирают в качестве своего жилья всякие старые замки, где так легко победить вампира, сорвав с окна тяжелые шторы или составив из настенных украшений какой-нибудь религиозный символ. И неужели вампиры действительно верят, что если написать свое имя задом наперед, то тебя никто не узнает?

В многих милях от Ланкра по ухабистой дороге, вьющейся через болота, тряслась некая карета. Судя по тому, как она подпрыгивала, путники путешествовали налегке. Но как будто сама тьма сопровождала их.

Кони были черными, под стать экипажу (из общей цветовой гаммы выпадал только нарисованный на дверцах герб), и голову каждого коня украшал черный плюмаж. Такие же черные плюмажи торчали и по углам кареты, создавая впечатление громадной зловещей тени, катящейся по дороге. Карета словно бы притягивала к себе ночь.

Достигнув холма посреди болот, карета, заскрипев, остановилась. Неподалеку виднелись развалины какого-то особняка; сквозь груды камней и дерева уже успели пробиться чахлые деревца.

Кони стояли смирно, лишь изредка переступая с копыта на копыто и встряхивая гривами. Кучер, сгорбившись, сидел на козлах и чего-то ждал.

Четыре фигуры, окутанные серебристым лунным светом, летели над облаками. Разговор велся на повышенных тонах, один из говоривших был чем-то весьма обеспокоен или даже раздражен – настолько резким и неприятным был голос.

– Ты позволил ему уйти! – обвинил голос с характерными визгливыми нотками, которые сразу выдавали личность, вечно недовольную всем и вся.

– Он был ранен, Лакки. – Второй голос звучал по-отцовски успокаивающе и содержал лишь едва уловимый намек на то, что говоривший сдерживается из последних сил.

– О, как я их ненавижу! Они такие… мерзостные!

– Разумеется, малыш. Наследие сомнительного прошлого.

– Вот если б я так красиво горела, я бы не хоронилась по углам. Ну почему они так поступают?

– Полагаю, когда-то это имело для них практическое значение.

– И они… как там ты их называешь?

– Эволюционным тупиком, Лакки. Одинокими мореплавателями в морях прогресса.

– Значит, убивая их, я делаю им одолжение?

– Да, малыш, именно так. А теперь, может, мы…

– А вот курицы не горят, – перебила Лакки. – Нет, конечно, горят, но плохо.

– Мы наслышаны о твоих экспериментах. Ты бы хоть убивала их сначала… – устало посоветовал третий голос, явно принадлежавший юноше. В каждом слоге звучали нотки «старшего брата».

– Но зачем?

– Ну, во-первых, малыш, твои опыты стали бы куда тише…

– Милая, слушай папу, – раздался четвертый голос, который, судя по всему, принадлежал матери семейства и который любил остальные голоса искренней, безусловной любовью.

– Вы… вы… нечестные!

– Малыш, мы же позволили тебе побросаться камнями в пикси. Жизнь не может состоять сплошь из развлечений.

Услышав приближавшиеся сквозь облака голоса, кучер встрепенулся – и как раз вовремя, поскольку внезапно чуть поодаль возникли четыре фигуры. Кучер неуклюже спустился на землю и услужливо распахнул дверь кареты.

– Хотя кое-кому из этих мелких негодников удалось ускользнуть, – заметила мать.

– Ничего страшного, дорогуша, – успокоил отец.

– Я их так ненавижу, – протянула дочка. – Они тоже эволюционный тупик, а, пап?

– Пока еще нет, малыш, несмотря на все твои героические усилия. Игорь! В Ланкр!

Кучер обернулся.

– Флушайт, герр мафтер.

– Гм, Игорь, я тебя, конечно, уже спрашивал, но неужели нельзя говорить правильно?

– Я умейт только так, герр мафтер.