Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

Его взгляд опускается на мои губы, и я тут же облизываю их, словно пытаюсь спасти от огня. Черт, мы движемся совершенно не в ту сторону. Быстро выхватываю из его рук бутылку и делаю три больших глотка, изо всех сил пытаясь не чувствовать вкус губ, которыми он касался этого же горлышка, зажмуриваюсь и резко отрываюсь… С трудом сглатываю гребаное возбуждение. Этот кобель, судя по всему, наполнил всю бутылку афродизиаком. Твою мать.

Поерзав на месте, еще некоторое время смотрю на пиво, зажатое в руках, а Айдаров словно нарочно испытывает меня своим присутствием и тишиной. Надо что-то делать…

— Хотела поговорить с тобой. — Прочищаю горло. — Тебя в последние дни не было в офисе…

Я даже не понимаю, как его рука оказывается между скамейкой и моей спиной, но собственный вздох обрывает слова, когда мощные пальцы впиваются в мою талию. А потом… потом греховно низкий голос врезается в мою ушную раковину:

— Не порти мне вечер, Чудакова. У меня выходной.

И кажется, мой босс довольно-таки пьян.

Глава 25

Его дыхание теплое. Я чувствую, как оно касается моих волос, щекочет кожу и, кажется, даже достает до замершего с перепугу сердца. Он слишком близко и какого-то черта не торопится убирать руку с моей талии. Я запуталась. Сбита с толку. Это алкоголь так действует на его идеальный умный мозг, или Айдаров придумал еще один способ испытать меня? Не знаю. Но в любом случае последнее ему очень даже удается.

Одним большим глотком я запиваю волну смущения, совсем не так, как это полагается леди, но, поперхнувшись, быстро отрываюсь от горлышка, зажмуриваюсь и прижимаю тыльную сторону ладони к влажным губам, пока горечь вместе с пузырьками раздирает мое горло. Даже не хочу думать, как все это выглядело со стороны, вот только, судя по тому, что я улавливаю тихую усмешку Айдарова, все вышло не самым лучшим образом. Хотя чему я удивляюсь? Рядом с ним обычно так и бывает. А потом он отстраняется и позволяет месту, где мгновение назад кожа пылала от прикосновений его пальцев, вспыхнуть колючими мурашками.

Но, к сожалению, освобождение личного пространства не приносит мне облегчения. Более того, меня не покидает ощущение, что я до сих пор со всех сторон зажата его жарким ароматом. И это все усугубляет. Потому что я не знаю, как себя вести.

Наверное, поэтому я снова бездумно припадаю губами к прохладному горлышку и согреваю горло терпким хмельным вкусом.

— Твоя попытка показать, что ты не заинтересована в общении со мной, просто очаровательна.

От услышанного я едва ли не давлюсь на середине глотка.

— Что, прости? — выходит немного сдавленно, после чего я прочищаю горло и неуверенно поворачиваю голову в сторону босса.

— Ты слишком стараешься не замечать меня.

Резко выдохнув, я прячу взгляд на своих коленях.

Что, черт возьми, это значит?

— Ах, то есть мне не показалось, и ты действительно ведешь со мной беседу, — бурчу себе под нос и вновь поднимаю голову, замечая, как в глазах Айдарова мелькает грозное веселье, когда он пожимает плечами и отвечает:

— Что тебя смущает?

Облизываю губы и сглатываю. Дважды. Кто этот мужчина? Где мой вечно недовольный, ворчливый и хладнокровный босс? Нет, я недостаточно пьяна для всего этого дерьма.

— Ну не знаю… наверное, меня смущает все… — немного отодвигаюсь на край скамейки, изо всех сил пытаясь не пялиться на его мощную грудь. — Начнём с того, что после своего многолетнего отсутствия ты заявился в мой дом и даже не попытался вести себя со мной уважительно! Или мне напомнить, как ты читал личные переписки в моем телефоне и не единожды хамил мне, будто имеешь на это право? А может, мне припомнить, как хладнокровно ты избавился от моего босса, завладел фирмой и понизил меня в должности? Разрушил все, к чему я шла не один год, вкалывая как бессмертный пони! Ты разрушил мой мир! Достаточно, Хаким Тазиевич? — Мое горло дергается, но только когда злюсь, я могу противостоять тому, что он вызывает во мне. — С того момента, как ты вернулся, наше общение сводится лишь к твоему хамству и раздаче указаний. Ты ни разу даже не попытался поговорить со мной. За исключением случаев, когда нарочно издевался.

Я заканчиваю, и между нами на некоторое время повисает напряженная тишина, которой он словно пытается задушить меня. Ведь чем дольше я нахожусь под давлением его пристального внимания, тем сильнее в воздухе нарастает гребаное напряжение. Оно, как липкая патока, проникает в нос, горло и затрудняет дыхание. Пока я не слышу его низкий голос…

— Вот как.

Киваю. Почти уверенно.

— Именно так. — В моем тоне сквозит обвинение. — Более того, ты не упускал возможности показать мне, какое я ничтожество. Поэтому мне бы хотелось понимать: какого черта ты сейчас пытаешься говорить со мной?

Айдаров выпускает низкий смешок.

— Ты слишком драматизируешь.

Сжимаю челюсти, мне приходится впиться ногтями в ладони и процедить сквозь зубы:

— Ох, ну разумеется.