Бывает и так

За запылёнными окнами поезда пролетают большие и малые станции, а иногда состав на несколько минут останавливается на них. Тебе интересно наблюдать сквозь вагонное стекло, как мельтешат на станционной платформе незнакомые люди, как они что-то кричат друг другу, призывно машут руками и суетятся. Вон у полной старушки в белом платке рассыпались яблоки. Словно гигантские жёлто-красные бусы, они раскатились во все стороны по бетонной плите. Бабуля в панике, охая и причитая, комично подобрав подол длинной юбки, собирает их во внушительных размеров плетёную корзину, при этом ежесекундно поднимает голову и с тревогой оглядывается на готовый отправиться состав.

А у усатого мужчины в тёмном костюме и клетчатой рубашке без галстука другая неприятность: от почтенных лет кожаного чемодана, наполненного чем-то тяжёлым сверх всякой меры, внезапно оторвалась ручка. Солидного вида гражданин, покраснев, чертыхаясь и матерясь, то толкает неподъёмный баул впереди себя, то волоком тянет его по заваленному окурками и другим мусором перрону.

Эти мимолётные события очень тебя смешат, и хотя из-за закрытого окна не разобрать всех сказанных слов, ты сам легко додумываешь нехитрые реплики пострадавших. Между тем тебе страшно хочется на минутку выскочить из душного вагона, чтобы купить у разносчиков слегка подтаявшее мороженое: почему-то оно всегда кажется гораздо вкуснее магазинного.

И вот ты улучаешь момент, когда все взрослые заняты своими делами. Лёгкой тенью проскальзываешь в тамбур, ловко спрыгиваешь на низкую платформу. Прежде всего, конечно, подбегаешь к продавцу крем-брюле, у которого в картонной коробке рядом с мороженым лежат и «дымят» холоднючие куски белого льда. Потом, смачно облизывая верх хрустящего вафельного стаканчика, слоняешься туда-сюда по быстро пустеющему перрону, заглядываешь с улицы в вагонные окна, забыв об осторожности, машешь не замечающим тебя родителям и беспричинно широко улыбаешься окружающим. Как опытный, бывалый путешественник ты охотно подсказываешь разгорячённой пышнотелой гражданке, в какой стороне находится её вагон, и радостно указываешь на него пальцем.

Иногда — если, конечно, повезёт — ты обмениваешься парой фраз со случайным прохожим. При этом ты доволен и горд собой: ну как же, с тобой заговорили, тебя посчитали большим и достойным внимания. Послав жизнерадостному незнакомцу прощальный привет, подгоняемый недовольной проводницей, ты запрыгиваешь на подножку вагона и отправляешься в будущее вместе с поездом.

И так целый день. Ты бегаешь по заставленным вещами проходам, смотришь в мутные вагонные окна и стараешься разобраться в том, что происходит вокруг тебя на белом свете. Ты жадно поглощаешь всё, что только можно воспринять.

Долго находиться на одном месте ты не способен. Только что увлекавшее занятие быстро надоедает тебе, и ты переключаешься на что-нибудь новое, захватывающее и интересное. Оббегаешь в очередной раз вагон, заглядываешь в полутёмный холодный тамбур, пугающий оглушительным металлическим лязгом. Потом посещаешь непривлекательный местный туалет и, опасливо нажав ногой на педаль слива, снова возвращаешься на прежнее место.

…Но это уже не безумный, шебутной общий вагон, только что покинутый тобой. Это — плацкарт, более обустроенный, гораздо менее беспардонный и не такой многолюдный. Едущий в нём народ уже не меняется на каждой маломальской остановке, реже толкается и толпится в тамбурах, не заполняет разногабаритными пожитками узкие проходы. Здесь у всех свои личные места, а на ночь выдают постельное бельё.

Сначала ты не понимаешь, куда подевались те, с кем ты долго жил рядом, к кому бесхитростно привык и даже чистосердечно привязался за долгое время тесного общения. Но постепенно осознаёшь, что все твои приятели и знакомые разошлись по похожим плацкартам, получили новые билеты на отдельные места и теперь едут в других, возможно, соседних вагонах. Тебе трудно сразу оценить глубину произошедших перемен. Ты только ощущаешь, что жизнь приобрела принципиально другой ритм. Вместе со сменой условий проживания изменилось и твоё окружение. Что же значили для тебя эти люди, находившиеся рядом с тобой в поезде-жизни? Сыграли ли они какую-то роль в формировании твоей личности, пока были ещё рядом, пока не вышли из поезда на нужной им остановке? Оставили ли след в твоей судьбе?

Вначале ты пытаешься найти своих прежних соседей. Быть может, они где-то близко. Пробегаешь по вагону, разыскивая знакомых. Смеркается. В поезде гасят яркий свет, остаётся только тусклое аварийное освещение. Ты заглядываешь в сонные лица пассажиров, поднимаешься на цыпочки и пытаешься получше рассмотреть тех, кто спит на верхней полке. Тебе всё ещё верится, что стоит обследовать ещё один вагон, и наверняка повстречаются «свои». Но погашенный свет рушит планы, и ты, разочарованный и удручённый, отправляешься спать. Завтра, думаешь ты, с раннего утра снова начну искать. Однако и завтрашние поиски не приносят результата.