Бытие наше дырчатое

А все же досадно. Как-никак под каждый угол платформы по девальватору засобачил. Некоторые ошибочно именуют такие устройства антигравами, но это они по незнанию. Земное тяготение тут вообще ни при чем. Речь идет именно о девальвации единиц измерения, загадочной аномалии, зачастую возникающей самопроизвольно и, что уж совсем необъяснимо, усиливающейся по мере удаления от культурных центров. Физики, во всяком случае, так и не смогли разобраться, почему это на столичных рынках один килограмм весит в среднем девятьсот девяносто четыре грамма, а в провинции - всего девятьсот восемьдесят пять.

В полдень миновали Баклужино, оставив его по правому борту. Постукивали гулкие колеса, над покатым зеленым холмом громоздилась северная окраина столицы. Высотные здания плыли подобно надстройкам океанских кораблей, с величавой неспешностью разворачиваясь и обгоняя друг друга.

- Вот совсем достанут, смастрячу трехмачтовый бронепоезд, - мрачно пошутил Дьяковатый. - Наберу команду - и под черным флагом на Колдушку…

Уаров не улыбнулся. Скорее всего, просто не расслышал. Обессмыслившимися глазами он созерцал маленькую трагедию, разыгравшуюся в десятке шагов от насыпи. Там на двухметровой высоте завис, чуть пошевеливая широкими раскинутыми крыльями, ястреб. А может, и сокол - поди их различи! Кто-то, короче, хищный. А под ним, не зная, куда деться, метался обезумевший от страха воробей. Ну и дометался - сам в когти влез.

Скривив рот, Димитрий повернулся к Андрону.

- Вот она, природа-то, - почему-то с упреком молвил он. - Красота, кричим, красота! А приглядишься - взаимопожиралово одно. Ястреб - воробьишку, воробьишка - кузнечика, кузнечик тоже, наверное, тлю какую-нибудь… Все-таки хорошо, что я неверующий, - неожиданно заключил он ни с того ни с сего.

Ну, слава те Господи! А то уж Андрон начинал опасаться, что спутник его так и промолчит до самой Слиянки.

- Кому? - ухмыльнулся шкипер.

- Что «кому»?

- Кому хорошо? Пассажир тревожно задумался.

- Всем, - решительно сказал он наконец. - Понимаете… Будь я верующим, я бы возненавидел Творца. Основал бы наверняка какую-нибудь богоборческую секту…

- Чем же это Он тебя достал?

Несостоявшийся богоборец беспомощно оглянулся, но за кормой (видимо, так теперь следовало величать заднюю оконечность платформы) не было уже ни ястреба, ни тем более воробья.

- Ладно, - вдруг разом обессилев, выговорил Димитрий. - Допустим, согрешил человек. Что-то не то съел. Ну вот нас и карай! Но весь мир-то зачем? Того же воробьишку, скажем… Или он тоже какое-нибудь там запретное зернышко склевал? А ризы кожаные?

- Какие ризы?

- Ну, когда Адам с Евой согрешили и листьями прикрылись, Бог им потом кожаные одежды сшил. Так в Писании сказано! Но раз сшил, значит с какого-то зверя шкуру содрал… Стало быть, убил. За что?

Теперь призадумался Андрон. Морально-этическая сторона вопроса не слишком занимала изобретателя, однако найти контраргумент он всегда полагал делом чести. Именно так и завязываются зернышки открытий.

- Почему обязательно убил? - поразмыслив, возразил он. - А Змей? Господь ему как сказал? «Проклят ты перед всеми скотами, будешь ходить на чреве…» Значит, лапы пообрывал - за соблазн… Наверно, с лап кожу и взял… - Хмыкнул, покрутил головой. - А вот прикопай они тогда огрызок, - сокрушенно добавил он, - глядишь, жили бы мы сейчас в раю. Все оно, разгильдяйство наше баклужинское. Хоть бы урок какой извлекли! А то выйдешь в пойму - опять овраги мусором завалены… Зла не хватает!

Поворот подкрался незаметно. Повизгивая колесами, платформа рыскнула, брезент неистово заполоскал, забился. Еле усмирили.

- Ну вот, как в Него такого верить? - задыхаясь, проговорил Димитрий, когда парус совместными усилиями был установлен в новом положении. - Нет, уж лучше естественный отбор…

- Ты ж сказал: неверующий, - поймал его на слове Андрон.

- Нуда… неверующий…

- А в естественный отбор?

- Да нет же! - с тоской отвечал Уаров. - Естественный отбор… его нельзя ненавидеть, понимаете? Это бессмысленно, это все равно что ненавидеть таблицу умножения…

- Так ты еще и в таблицу умножения веруешь? - подивился Андрон. - Плохи твои дела. Знаешь, ты кто? По-нашенски говоря, отрицала ты.

- А вы?

- А я положила.

- Это как, простите?

- Ну, отрицалы - это которые все на словах отрицают. Спорят, доказывают…

- А положилы?

- Эти не спорят. Эти - молча. Что хотят, то и делают.

- А-а… - сообразил Димитрий. - Девальватор, например, машину времени…

- Во-во!

***

Новостройки окраины помаячили за кормой и сгинули, заслоненные дубравой. Пошла степь.

К двум часам дня ветер опять ослаб. Андрон, бормоча ругательства, уже несколько раз вылезал и что-то подкручивал на ходу то в одном, то в другом девальваторе, выжимая из хитроумных устройств все возможное. Теперь, по его словам, каждый килограмм платформы весил не более десятка граммов, и все же парусник плелся по расшатанным рельсам со скоростью усталого пешехода.

- Да нехай катится, - решил наконец Андрон, снова забираясь по лесенке на палубу. - Давай-ка перекусим, пока тихо…