Быть корейцем...

В советские времена южнокорейское правительство часто называли «американскими марионетками» – и, надо признать, доля правды в этом утверждении была. Действительно, правительство Ли Сын Мана, которое пришло к власти в Сеуле в 1948 г., состояло из проамериканских деятелей. Многие из них провели немало лет в эмиграции в США, окончили американские университеты и свободно владели английским. При том, что они были в первую очередь националистами, к США эти люди относились с немалой симпатией (что, впрочем, не мешало им манипулировать своими покровителями, доводя порою Вашингтон до белого каления). Их противниками выступали местные левые, тон среди которых в 1945–1950 гг. задавали коммунисты ортодоксально-сталинистского толка (и, разумеется, просоветской ориентации). На чьей стороне были тогда симпатии большинства – сказать сложно, но уже тот факт, что коммунистам удалось развернуть в стране массовое партизанское движение, говорит о том, что поддержка у них была, и достаточно массовая.

Однако Корейская война 1950–1953 гг. радикально изменила ситуацию. В ходе войны сначала почти вся территория страны была занята северянами, потом контроль почти над всей Кореей установили американо-южнокорейские силы, а в конце концов война закончилась примерно там же, где и началась. Почти все корейские города по несколько раз переходили из рук в руки, и недовольные могли просто уйти с толпами беженцев, которые сопровождали отступающие армии. Большинство левых активистов просто покинуло ту часть Корейского полуострова, на которой установилась власть Сеула, и, наоборот, немало правых националистов пришло на Юг с Севера.

Кроме того, за время недолгой оккупации Южной Кореи, сами северокорейцы немало сделали для того, чтобы отвратить от себя местное население. Новые власти стали мобилизовывать население в армию и отправлять на фронт, воевать с другими корейцами, одетыми в форму лисынмановской армии. По своей эффективности военкоматы коммунистов существенно превосходил соответствующие лисынмановские учреждения, но едва ли это обстоятельство нравилось большинству мобилизуемых (впрочем, часть южан искренне симпатизировала коммунистам и вступала в их армию добровольно). В ходе спешно проведённой земельной реформы крестьяне получили землю, но особой радости им это на принесло: они были задавлены огромными налогами, которые обычно превосходили выплачиваемую ими ранее арендную плату. Однако наибольшее озлобление вызывали жестокие расправы над «реакционными элементами», в число которых попадали все, кто так или иначе сотрудничал с правительством Ли Сын-мана, множество мелких и мельчайших предпринимателей, и просто обыватели, так или иначе прогневавшие новую власть (а власть эта, надо сказать, была весьма вспыльчива). Во время частых отступлений разгрузка тюрем обеими сторонами обычно проводилась с помощью пулемётов, так что мало кто из задержанных «реакционных элементов» вернулся домой.

В результате после 1953 г. левое движение в Южной Корее прекратило свое существование, а американцы, военное вмешательство которых спасло Южную Корею от краха, стали восприниматься как спасители и защитники (кстати, наиболее пылкими проамериканскими симпатиями отличались многочисленные перебежчики с Севера). В первые послевоенные десятилетия ужасы войны и террора были ещё живы в памяти большинства корейцев, так что присутствие американских войск воспринималось тогда как гарантия того, что подобное больше не повторится. Наконец, американская экономическая помощь, особенно заметная до начала 1960-х годов, также способствовала росту проамериканских симпатий. Оппозиция продолжала существовать, но даже самые радикальные её течения оставались решительно антикоммунистическими и, следовательно, проамериканскими. Фактически, до конца 1970-х гг. Южная Корея была едва ли не самой проамериканской страной мира – речь при этом идёт не только о позиции официальных властей, но и о «мнении народном».

Немалую роль в этом играла и политика властей, которые решительно преследовали малейшие намёки на коммунистические или марксистские симпатии. В стране велась активная антикоммунистическая пропаганда, порою приобретавшая совершенно истерический характер. Попытки распространения марксистской литературы и проявление любых симпатий к Северу карались беспощадно. Подобные меры временами использовались военными диктатурами в качестве дымовой завесы, прикрывавшей их собственные безобразия. Однако в целом такая жёсткость встречала понимание у корейцев, которые в те времена ещё хорошо помнили войну и кимирсеновскую оккупацию.