Читаем Быть Хокингом полностью

Было, однако, несколько приятных отклонений, сохранившихся в памяти. Каждый день во время нашего путешествия по кампусу я останавливалась поболтать по-испански с мексиканской парой, так же дезориентированной в Корнелле, как и я. Затем одним субботним вечером нас пригласили в гости знакомые друзей родителей Стивена, и мы провели выходной в их летнем коттедже на берегу озера в пригороде Итаки. Обычно мы вечерами напевали «Вальсируя с Матильдой[45]» над нашей единственной кастрюлей, булькающей на плите в кухоньке на третьем этаже, слушая длинные рассказы Брэндона о его приключениях. Местом действия чаще всего служил австралийский буш; были и другие истории, повествующие об увлечении работами математика Джеймса Клерка Максвелла, и о захватывающей экспедиции под парусом, которая должна была преодолеть Бискайский залив и достичь Средиземноморья, но закончилась в Шербуре. Когда и эти темы оказывались исчерпаны, разговор превращался в непрекращающиеся космологические дебаты между Роджером и Стивеном, в то время как я мыла кастрюлю и пластиковые тарелки, задаваясь одним и тем же вопросом: неужели все наше лето пройдет в кампусе Корнелльского университета, на третьем этаже общежития?

В тот самый момент, когда я уже начала привыкать к рутинному существованию, Брайан и Сьюзи Бернс, супруги, ранее гостившие в Кембридже, пригласили нас на автомобильную прогулку к Ниагарскому водопаду. Когда после скучной дороги, пролегавшей среди окрестностей города Буффало, мы внезапно увидели водопад, впечатление было незабываемое. Величественные низвергающиеся темные воды в непрекращающемся падении, неумолимо перекатывающиеся через край утеса, внизу превращались в массу белой пены и радужные нити, пронизывающие влажный туман. Зрелище было грандиозным, а грохот – оглушающим. Ошеломленно спотыкаясь, мы преодолели мост на канадскую сторону, откуда открывался еще более захватывающий вид. Там мы стояли в оцепенении до тех пор, пока не пришло время садиться на самолет до Итаки. Начиналась гроза; мы заняли места в маленьком самолете и поднялись в воздух среди молний и грома. Впервые в жизни мне было страшно лететь.

В следующие выходные Брэндон и его друзья организовали поездку под парусом на озере Онтарио. Мы отплыли от пристани, поймав легкий бриз; на середине озера день прошел незаметно. Я плавала в изумрудной воде, а Стивен сидел в шезлонге, погруженный в мысли; мы оба наслаждались ясным небом и плеском воды о борт лодки. Вечером наши спутники, уже давно не разделявшие наше упоение тихими радостями, начали озабоченно обсуждать запуск сигнальной ракеты и другие способы привлечения внимания спасателей: мы попали в штиль. Брэндон глубокомысленно заметил, что с такой ситуацией в Бискайском заливе он не сталкивался, так как там ветер никогда не стихает. Каким-то невероятным образом поздно вечером нам все-таки удалось прибиться к гавани; в отблесках живописного закатного солнца, исчезающего за потемневшим горизонтом, наши усталые лица приобрели янтарный оттенок.

Лишь в заключительную неделю летних курсов кто-то из участников – кажется, Рэй Сэчс, экстравертированный физик из Калифорнии, отец четырех дочерей, – догадался организовать общественное мероприятие для семейств – пикник на поляне. Там нас снова знакомили с женами и детьми; среди новых знакомых наибольшее впечатление на меня произвел застенчивый американец из Техаса по имени Роберт Бойер, с которым у Стивена уже сложилось профессиональное взаимопонимание. Роберт заговорил со мной очень естественно и дружелюбно и умудрился ни словом не упомянуть о физике. Честно говоря, поодиночке физики могли быть весьма приятными людьми, способными обсуждать земные материи. Но стоило им собраться в группу, как брала верх природная склонность к нескончаемым дискуссиями, которые практически всегда касались физики. Лишь одна тема могла соперничать с ней; тема, занимавшая в то время не только академиков, но и всех молодых людей: война во Вьетнаме. Эта тема многократно затрагивалась либеральной публикой, отдыхавшей на пикнике. Растущая угроза войны вызывала страх и отвращение; молодое поколение американцев находилось под угрозой мобилизации для удовлетворения амбиций военных и фанатиков.

Вечер перед отъездом домой мы провели, сидя на ступеньках общежития, любуясь полной луной в прозрачном небе; тогда же я познакомилась с профессором Эйбом Таубом, зачинщиком и организатором летних курсов – он и его жена Сесили вышли на прогулку полюбоваться ночным небом. Мы завороженно слушали их рассказы о жизни в Калифорнии, о виде из окон их дома, построенного неподалеку от моста Золотые Ворота, о Сан-Франциско, о кампусе и научной кафедре в Беркли, где Эйб возглавлял рабочую группу по исследованиям, связанным с теорией относительности. Я уловила в словах Эйба намек на приглашение; Стивен, со своей стороны, продемонстрировал полную готовность на него откликнуться; тем не менее формального предложения так и не прозвучало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии